Пиранья. Жизнь длиннее смерти

– А хрен его знает, – сказал капитан-лейтенант. – Зато с чувством и оглушительно… – он покосился на замигавшую под потолком красную лампочку, браво одернул пятнистый китель неизвестной армии и улыбнулся во весь рот: – Ну что, напинаем бандерлогам?

– А то, – сказал Мазур в тон ему.

И, ухватившись за дверцу, одним прыжком перемахнул в кузов переднего «уазика» на сиденье рядом с водителем, хозяйственно придвинул к себе автомат, оглянулся, сделал хищно-ободряющую рожу, подмигнул. Его орлы, все восемь, осклабились пятнисто-полосатыми физиономиями.

В глаза ударил солнечный свет – аппарель «Сайгака» откинулась, быстренько легла мостиком, и машины, с места набирая скорость, вылетели наружу. Выстроившись короткой колонной, припустили вглубь суши, мимо стоявших танков, мимо деловито суетившихся морпехов с засученными рукавами черных гимнастерок, в сбитых на затылок касках. Промелькнула парочка бандерлогов, судя по причиндалам, в офицерских званиях – они смирнехонько стояли у распахнутых дверей пакгауза, а высоченный лейтенант выразительно и энергично объяснял им их положение – с помощью сложносочиненных словесных конструкций и поднесенного к носу ядреного кулака. Видно было, что оба туземца в одночасье, с нуля постигли великий и могучий русский язык, поскольку стояли навытяжку, боясь пискнуть.

На проходной вместо прежних караульных уже стояли те же морпехи – а караульные, держа руки на затылках, устроились на корточках лицами к стене. Судя по тому, что Мазур видел мельком, обошлось без перестрелок и потасовок.

Самое смешное, что в городе ни о чем еще не подозревали – на тротуарах полно пешеходов, машины ездят как ни в чем не бывало… Колонна неслась по осевой, лавируя в потоке – правда, без особой деликатности. Время от времени головной броневик без всяких церемоний отшвыривал с дороги замешкавшуюся легковушку под отчаянный лязг раздираемого железа и разноголосый стон клаксонов. Пешеходы, с африканской беспечностью шатавшиеся по проезжей части, испуганными воробьями брызгали из-под колес, вопя и совершая дикие прыжки, что твои антилопы…

Какой-то придурок, видом похожий на полицейского регулировщика, метнулся им наперерез, свистя и махая жезлом. Его благородно не стали наматывать на колеса – попросту объехали, пронеслись на красный сигнал светофора, влетели на тротуар, распугивая ополоумевших пешеходов, смаху пересекли обширный зеленый газон, посреди которого возвышалась бронзовая статуя благообразного африканца штатского вида, в наряде девятнадцатого века. Мазур машинально отмечал ориентиры – в число коих входил и этот памятник. Лихобаб наполовину высунулся из люка, прочно утвердясь в решительной позе не хуже любого монумента.

При выезде с площади им попыталась заступить дорогу старенькая легковушка, судя по раскраске и динамикам на крыше, имевшая какое-то отношение к правоохранительным органам. Головной броневик треснул по ней от всей души утюгообразным носом, наподдав так, что ретивые полицаи отлетели метров на десять – и летели бы дальше, да впечатались багажником в стену дома, что машинешку добило окончательно, и она в секунду обрела вид мятой консервной банки.

Ага! Серое трехэтажное здание колониальной постройки, начала века, с шестью колоннами у входа и характерной башенкой на крыше – очередной ориентир… Машины пошли медленнее, свернули налево, направо, еще раз налево, распугали табунок молодых людей студенческого вида – те исправно брызнули в стороны, бросая стопки каких-то книжек – отчаянно визжа покрышками, свернули за угол.

И Мазур наконец узрел цель – длинное двухэтажное здание, серо-сизоватого цвета, вытянувшееся буквой «П», окруженное обширными газонами. Колонна рванула к парадному входу, перед которым стояла на невысоком каменном постаменте пушка времен гражданской войны в США с горкой ядер.

По обе стороны от входа повисли флаги – государственный и какой-то еще, гораздо более пестрый, очевидно, армейский. Двое часовых у входа – белоснежные шлемы, начищенные до зеркального блеска ботинки, винтовки с примкнутыми штыками – так и остались стоять болванчиками, то ли устав блюли, то ли оцепенели от неожиданности.

Головной броневичок развернул башню и лупанул длинной пулеметной очередью по окнам второго этажа – только стекла брызнули. Тут часовые опомнились – и, побросав винтовки, кинулись в разные стороны, быть может, полагая, что стали свидетелями очередного военного переворота, в котором не хотели участвовать ни в каком качестве. Через пару секунд их и след простыл.

Четыре машины выстроились шеренгой неподалеку от парадного входа в одно из зданий здешнего военного министерства. Что-то звонко щелкнуло, шумно затрещало, и динамики взорвались гитарными переборами вперемешку с чьим-то мастерским нажариванием на баяне, и хриплый бас заорал, определенно под Высоцкого: