Пиратика (2004)

Сквозь ниспадающий занавес деревьев показался холм. На его вершине стоял роскошнейший особняк, как две капли воды похожий на те дома, которые помнила Артия — или на сцену из спектакля. Цветом особняк напоминал имбирный пряник, разукрашенный белыми узорами. Окна сверкали на солнце. Над крышей реял флаг, красно-белый.

Лодки пристали к берегу, проводник вышел на берег и повел их прочь от пляжа, вверх по склону, поросшему желтоватой, кое-где достававшей до пояса травой. Вдруг из маленькой рощицы выскочила стайка белых пушистых зверьков. Они запрыгали, как ненормальные, покувыркались на дорожке и с ухающими криками вновь исчезли среди деревьев.

Все замерли в изумлении. Уолтер закричал:

— Люди! Люди с песьими головами!

— Нет, — сказал проводник, а его спутники рассмеялись. — Это лемуры. Коренные обитатели здешней земли.

— Но они ходят на ногах… и носят белые штаны… и у них длинные черные собачьи носы, — упорствовал Уолтер.

Наконец вся компания, поднявшись по тропе, бегущей среди деревьев с венчиками желтых листьев, очутилась на обширной, уставленной статуями террасе. За распахнутыми воротами из узорчатого чугуна виднелся сад с весело журчащим фонтаном. Роскошный губернаторский дом стоял в конце песчаной дорожки, на фоне гор и вулканов, образующих великолепный сценический задник.

Все остановились среди тщательно возделанных деревьев и с любопытством принялись озираться по сторонам, выжидая.

Глаза Артии медленно распахнулись. По дорожке навстречу им медленно шел человек. Одет он был роскошно — шелковый камзол, кружевная рубашка. Без парика, волосы кудрявые, с проседью. Походка знакомая — чуть приволакивает ногу. Эбад едва слышно ахнул.

— Но это же… это… — прошептал Соленый Питер у Артии за спиной.

Планкветт, словно оперенное пушечное ядро, с пронзительным криком взметнулся в воздух и полетел к губернатору.

Ибо это был — Артия первой произнесла это имя — Хэркон Бир.

* * *

После роскошного ужина (испорченного только предзакатными воплями лемуров во дворе) Хэркон повел гостей смотреть дом.

— С наступлением темноты мы освещаем себе путь факелами, ламп не зажигаем. Факелы отгоняют москитов, и внутри, и снаружи.

Акцент у него был прежний, мягкий мелодичный выговор канадийского горца, по-актерски хорошо поставленный. Артии казалось, что этот голос исходит из прошлого. В тот день, когда всё вернулось, он пришел к ней первым, вместе с голосом ее матери.

Они прошли по огромным залам с мраморными мозаичными полами, поднялись по широкой лестнице с позолоченными перилами. Внутри дома журчали фонтаны, а кое-где в стенах были устроены уютные гроты. Но везде было довольно пусто: обстановку составляли лишь бесконечные статуи, ящики да окованные бронзой сундуки.

— Полюбуйтесь, друзья мои. — Взмахом тонкой шпаги Хэркон Бир отворил один из сундуков. Крышка откинулась, и свет факела заплясал на грудах красивейших камней. Там были огромные винно-красные рубины, желтые, как осенняя листва, топазы, нитки жемчуга, бесчисленные монеты — мухуры из Индеи, франкоспанские дублоны и луидоры…

— Подделки, — пояснил Хэркон, от души потешаясь над вытянувшимися лицами своих спутников. — Старая актерская шутка. Настоящее мое богатство хранится в банке в Порт-Либерти, в Амер-Рике.

Известие о том, что его любимые песо оказались поддельными, казалось, лишило Планкветта всяческого интереса к происходящему. Он уселся на голову бронзовой статуе, зевнул, щелкнул клювом и задремал.

Несколько человек из свиты Хэркона остались на ужин и теперь присоединились к экскурсии. Это были капитаны кораблей, стоявших в бухте, и их офицеры, всего семеро. Корабли эти и составляли флот Хэркона, хотя теперь, по его собственным словам, они редко выходили на пиратский промысел. Мистер Бир стал респектабельным торговцем, хорошо известным на африканийских и арабийских берегах, и поэтому путешествовал по миру без опаски.

— Хотя в Ангелии меня бы повесили, — признался Хэркон. — И в Канадии, наверно, тоже…

Он мало рассказывал о том, как жил в первое время после расставания с актерской труппой в Ландоне. Еще меньше — о тех днях, когда был настоящим пиратом. Но теперь…

— Я втянулся в эту жизнь, — сказал он. — Она началась отчасти случайно. Эбад, ты понимаешь, о чём я говорю? Старая история — на корабль нападают пираты. Предлагают выбор — погибнуть или перейти к ним. Так человек и становится пиратом.

— Так и со мной было, — подтвердил Катберт. — Разве кто-нибудь скажет — мол, прикончите меня поскорее, я к вам служить не пойду?!

Феликс, мрачный и бледный, стоял на другом конце комнаты, задумчиво перебирая фальшивые драгоценности из сундука. Унылым, бесцветным голосом он произнес:

— Кое-кто так и говорит, мистер Катберт. Кое-кто…

— Ну, и флаг им в руки. А я не таков!

— И я, — поддержал его Хэркон. — Эбад, друг мой, скажи, ты понимаешь, почему я так поступил? — Лицо Хэркона расплылось в белозубой улыбке. Улыбке, скрывающей тревогу.

Артия посмотрела на Эбада. Он всегда умел многое скрывать, не умел скрыть лишь одного — того, что он что-то скрывает.

И Эбад ответил так же уныло и бесцветно, как Феликс: