Когда к острову подошли военные корабли с расчехленными пушками и к берегу двинулись ощетинившиеся пистолетами шлюпки (некоторые из них проплыли мимо карт, даже не заметив их), на утесе не осталось ни одного сокровища.
Артия вспоминала об этом, прогуливаясь по палубе «Неуязвимого». Если бы она посмотрела налево, то увидела бы Феликса Феникса, стоящего у поручней военного корабля «Несравненный». Его неподвижный взгляд был прикован к «Неуязвимому». К ней? Может быть. Злорадствует, наверно… Теперь судьям даже не понадобятся рисунки, хотя они, возможно, и рады будут выслушать его свидетельства. Она на него не смотрела.
Она понимала, что не должна больше
А на палубе третьего военного фрегата, «Бесстрашного», Малышка Голди сидела рядом с капитаном под брезентовым тентом.
Ей разрешили подстричь волосы, и она соорудила себе элегантную прическу — хоть и короткую, но в самом модном стиле, а после недавнего мытья локоны ее стали блестящими и курчавыми. Они обрамляли ее лицо, как пышное черное облако. Ей, по ее собственному требованию, подыскали женскую одежду. Небольшой крест, оставленный Артией Стреллби на ее миловидном личике, быстро заживал. От него останется только крохотный шрам — но
— Ах, капитан, — ворковала Малышка Голди. — Я не перестаю благодарить Бога за то, что вы спасли меня от неминуемой смерти!
Капитан не был
— Разве может такая хрупкая и слабая женщина, как я, — говорила Малышка Голди, — сопротивляться насилию? Ах, это злосчастное пиратство! Я то и дело падала в обморок от страха и огорчения! (Естественно, она оставила свою злую команду гнить в трюме, в цепях. А когда они появлялись на палубе, Голди тут же исчезала под ручку с капитаном.)
Она ни разу не упоминала напрямую о Феликсе или об Артии. Но не преминула рассказать капитану «Бесстрашного» о судьбе карт. Он же, в свою очередь, не рассказал об этом никому.
— Однако я полагаю, что еще не всё потеряно, — говорила Голди. — Видите ли, нижний пляж был прямо-таки усеян драгоценными камнями и монетами. И, конечно же, мы — я имею в виду ужасную команду моего отца — подобрали эти драгоценности, которые вы, храбрый капитан, впоследствии отобрали у нас… то есть у них, как и следовало поступить! Но, понимаете ли, я вот что думаю. Если приливная волна смывает эти драгоценности в море, то она, наверное, потом выносит их обратно. Почему бы ей не выбросить на берег и эти карты?
— Артия, нам надо поговорить. Наедине!
— Да, Эбад. Но здесь ничего не получится.
— Это необходимо. Если в Ангелии меня повесят…
— Мистер Вумс, никого их нас не повесят!
— Если меня,
— Эбад, сюда уже идут три офицера и шесть матросов. Хотят посмотреть, как мы репетируем. А может, проверяют, не рассказываем ли мы друг другу каких-нибудь секретов.
— Проклятье!
— И нас всегда держат порознь, только на палубе и можно увидеться.
Военные были уже возле них. Эбад зарокотал своим лучшим сценическим голосом:
— А бом-брамсель — это парус, который поднимается выше всех остальных! Да услышит мою клятву самый высокий бом-брамсель! Смотри же внимательно… — Его черные глаза сверкали, как клинки, и зрители застыли на месте, завороженно глядя на представление. — Слушай меня внимательно, Пиратика! Сегодня вечером, под безлунными небесами, я буду ждать тебя. Ибо я должен открыть тебе тайну ранних лет твоей жизни…
Артия прищурилась. Она не сразу нашлась, что ответить. Потом сказала:
— Клянусь своей душой, сэр, ваше желание будет исполнено.
И моряки разразились восторженными аплодисментами.
Под покровом безлунного черного неба Артия стояла возле поручней «Неуязвимого» и ждала Эбада Вумса.
Пробраться на палубу оказалось совсем нетрудно. Она попросилась прогуляться на ночь, подышать прохладным свежим воздухом. Капитан разрешил ей выйти на два часа. Удовлетворил он и ее просьбу о том, чтобы ее оставили одну и дозволили поразмышлять о своей судьбе. Романтик он, этот капитан. К счастью…
Планкветт слетел вниз и уселся рядом с Артией на поручни — он редко так поступал в присутствии военных. Свин сидел с офицерами в кают-компании. Они играли в карты, а пес, восседавший на своей попугайской косточке, помогал им, одобрительно тявкая при особо удачном раскладе. («Вероломное животное!» — восклицал Эйри. «Нечего винить старого пса, от нас ему теперь никакого проку», — вступался за собаку Вускери.)
Артия спрашивала себя, удастся ли Эбаду выбраться из тюрьмы под палубой. Когда ей уже начало казаться, что нет, он внезапно вырос возле нее, подойдя бесшумно, как ходила она сама — и как ходила Молли…