Пираты Карибского моря. Проклятие капитана

Дело было в том, что, как только графиня Иннес возвратилась в Мадрид, тут же посыпались, как из рога изобилия, предложения руки и сердца от самых видных молодых людей двора его величества Филиппа Пятого. Особенно настойчивыми были французы, недавно прибывшие из Парижа и входившие теперь в свиту короля. Под разными предлогами, порядком удивляя своих родных, Иннес ухитрялась отвечать отказом, умело отводить сватовство. Она стала чаще бывать в обществе пожилых людей, давая пищу разным толкам и сплетням. Теперь же ей сделал предложение ставший год назад вдовцом генерал и герцог Хосе Арнальдо Мартинес Кампос, который ушел со своим войском на защиту интересов Филиппа Пятого, но обещал вернуться с победой не позднее чем через полгода и обвенчаться с графиней Иннес. Она, видя, что на этот раз ей не удастся избежать помолвки, умоляла Педро де ла Круса оставить «затею, у которой теперь уж, по прошествии двух с половиной лет, не может быть положительного для Педро исхода». Иннес писала, что призналась своей матери в любви к капитану де ла Крусу, и та, поняв чувства дочери, благословила ее на тайный отъезд в Новую Испанию, где они могли бы и обвенчаться. «Уехать же мне одной, без Вас, Педро, сейчас нет никакой возможности, — писала Иннес. — Умоляю! Спасите! Полгода пролетят, как один день. Теперь, вдали от Вас, осознав, сколь благородно Ваше чувство к Каталине, я еще сильнее люблю Вас! Педро! Спаси! Я жду!..»

Это «я жду!» болью Отзывалось в сердце Педро. Но он говорил себе: «Иннес — красива, умна, неотразима. Я видел сам — не было мужчины, который бы не тянулся к ней. Она безгранично добра, скромна, правдива. Я не нашел в ней и намека на какой-либо недостаток. Она напрочь лишена эгоизма, праздности, зависти. Тщеславие и чванство ей чужды. Ей претят надменность, лицемерие, угодничество, хитрость. Она — идеал, о котором может мечтать любой… Но я… я остался к ней как мужчина равнодушен… Да! За ее добро, за любовь ко мне и я проникся к ней любовью, но любовью брата. Чувство, которое вытеснило бы любовь к Каталине, не пришло… И эта женщина нуждается в помощи! Однако как ответить, чтоб не обидеть? Мне будет страшно, мучительно горько, если я только подолью масла в огонь. Но сделать то, что Иннес ждет от меня… Нет! Этого я не могу!»

Де ла Крус взял перо, откинул крышку чернильницы — из зеленого нефрита, на которой, как на постаменте, стояла золотая фигурка Фемиды, и принялся писать. Однако тут же скомкал бумагу и на другом листе вывел: «Старайся и в горькие минуты сохранить присутствие духа. Гораций». Взял лист и заложил за левый угол рамы картины Лоррена «Рона», которую Тетю купил-таки у антиквара в последний день их пребывания на Тортуге и затем подарил де ла Крусу в новогоднюю ночь.

В своих рассуждениях Педро не доходил до такой мысли, но интуитивно понимал, что мужчина до конца постигает собственную природу только через женщину, которую он любит, через их физический союз. Вот почему Педро не мог не искать Каталину, обязан был ее найти. Он обмакнул перо и решился:

«Милая, дорогая Иннес! Получил точные сведения о местонахождении Чарлза Ганта. Иду туда полным ходом. Письмо отправляю со встречным кораблем, капитан которого только ради этого и задержался.

Полгода — это вечность! Война есть война!

Скоро буду в Тринидаде или в Гаване. Напишу. Прошу Вас… Вы самая добрая и самая достойная из всех женщин мира.

Да хранит Вас Бог!

Ваш Педро де ла Крус

23 апреля 1705 г.

Карибское море».

Когда Педро присыпал лист бумаги порошком, чтобы быстрее просохли чернила, в дверь постучал и вошел Тетю. Он глянул на письменный стол, на то, что де ла Крус держал в руках, на лист, вставленный в раму «Роны», молча подошел к столу, обмакнул перо и вывел крупными буквами на чистом листе бумаги: «Переноси с достоинством то, что изменить не можешь! Сенека».

— Капитан Чавес торопится. Однако вижу: у него нет оснований для беспокойства, — сказал Тетю и вложил лист с написанной им фразой за правый угол рамы картины.

— Идемте, Поль Эли! Я не хозяин своей судьбе!

Прежде Деревянная Нога при помощи известных только ему приспособлений, снастей и наживки ухитрялся, порой прямо с берега, вылавливать морских окуней, вкуснейших красных и синих лутианов и даже лангустов. Второй бывалый пират был равнодушен к рыбной ловле, его любимым занятием — и следует отдать ему должное, он отлично снабжал кухню дичью — была охота. Его все чаще так и звали Мистер Охотник.