Пираты Мексиканского залива

– Теперь слушай, Паулита: если удастся спасти дона Энрике, я приведу его сюда.

– Сюда? – побледнев, воскликнула Паулита.

– Ты, может быть, боишься правосудия?

– Нет, но… снова увидеть его в моем доме… это такое счастье. Ты не будешь ревновать?

– Паулита, я – дурной человек. Я грабил, я убивал, черт побери! Но я знаю, что такое любовь и что такое благодарность. Какого дьявола! Я приведу его сюда, и если вы снова полюбите друг друга, да благословит вас бог, как вы благословите меня. Чего уж там, надо хоть один раз совершить доброе дело за все то зло, что я причинил людям, авось бог мне зачтет это. До свидания.

И, закрыв лицо плащом, чтобы никто не увидел, как он взволнован, Москит выбежал из таверны.

Паулита осталась одна. И тут, подняв глаза к небу и прижав руки к груди, она воскликнула голосом, идущим из самого сердца:

– Благодарение богу… Я все еще его люблю!..

Москит с товарищами прошли по безлюдным улицам к мосту Аудиенсии, не произнеся за всю дорогу ни единого слова. Неподалеку от моста Москит оставил свою троицу дожидаться и пошел вперед один. На мосту стоял какой-то человек. То был дон Хусто.

– Москит, – окликнул он Лукаса.

– Я, сеньор.

– Ты готов?

– Да, сеньор.

– А твои товарищи?

– Ждут здесь рядом.

– Пошли за лошадьми. Зови их.

Москит свистнул условным образом, и его люди подошли.

– Все вы вооружены? – спросил дон Хусто.

– Не беспокойтесь, – ответил Москит.

– Пошли.

И дон Хусто зашагал вперед, ведя за собой четверых висельников.

Свернув на улицу Такуба, они прошли, не останавливаясь, до самого конца города, пока не уперлись в ограду заброшенной фермы. За оградой росли деревья, смутно выделяясь на мрачном небосводе. Кругом – никаких признаков жизни. Ни луча света, ни собачьего лая, ни крика петуха, ни человеческого голоса – ничего.

Дон Хусто отыскал на земле камень и три раза сильно ударил в ворота. Прошло много времени, никто не открывал. Он снова постучал, но только на третий раз где-то в глубине послышался женский голос:

– Иду, иду!

– Слава богу, – сказал дон Хусто, когда женщина открыла створку ворот. – Я уж думал, что все вы здесь вымерли или оглохли.

– Нет, сеньор. Муж пошел за лошадьми, он сказал, уже пора. Проходите, сеньоры.

Все вошли, и женщина снова заперла ворота.

– Сюда, – сказала она и повела их за собой, освещая путь сальной свечкой, которую держала в руке.

Они попали сначала в патио, со всех сторон окруженный низкими, грубо сложенными кирпичными арками. Во дворе кучами лежала земля, кое-где поросшая овсом. Мрачные закопченные стены, покосившаяся крыша, покрытые мхом карнизы.

Женщина повела их в узкий, темный проход между двумя изгородями. Порыв ветра с зловещим стоном задул свечу.

– Веселое местечко, – с досадой сказал дон Хусто.

– Следуйте за мной, сеньоры, – откликнулась женщина, – вам нечего бояться.

Дон Хусто и его люди, спотыкаясь на каждом шагу, потянулись за женщиной и вышли наконец в большой загон. Там в неверном свете звезд двигались какие-то темные тени.

– Мануэль, Мануэль, – крикнула женщина.

– Чего тебе? – отозвался вдалеке чей-то голос.

– Пришли сеньоры.

– Иду.

Вскоре перед ними появился высокий человек в белых штанах и рубахе, без куртки и шляпы.

– Добрый вечер, Мануэль.

– Добрый вечер, сеньор.

– Лошади готовы?

– Да, сеньор.

– Веди их сюда.

Человек скрылся и вскоре появился вновь, ведя в поводу двух лошадей.

– Эта, – сказал он, указывая на одну из них, – для сеньора начальника.

Москит, не дожидаясь приглашения, легко вскочил в седло.

– Хороша! – воскликнул он, погарцевав на месте. – Хороша. Эта мне годится.

– Мне тоже, – сказал его товарищ, сев на своего коня.

Остальным лошади тоже пришлись по вкусу.

– Тогда в путь и да поможет вам бог, – произнес дон Хусто. – Ты знаешь, что надо делать, Москит: карета!

– Да, сеньор. А как нам выбраться отсюда?

– Сейчас покажу, – сказал Мануэль и подвел одну из лошадей к воротам, выходившим в поле. – По этой дороге попадете прямо в Чапультепек, а там уж сами знаете, куда вам ехать.

– Прощай, – сказал Москит и пришпорил коня.

– Прощай, – ответил Мануэль и, пропустив товарищей Лукаса, запер ворота.

По дороге в Икстапалапа тяжело катилась карета, увозившая дона Энрике. Офицер не спал, а дон Энрике, снедаемый лихорадкой, дремал, привалившись в угол экипажа. Солдаты тоже подремывали, качаясь в седле.

Отряд поравнялся с купой деревьев. Неожиданно из рощи вынырнули четыре вооруженных человека и напали на конвой. Застигнутые врасплох солдаты пустились наутек, трое из нападавших помчались за ними. Возницы, бросив мулов, разбежались в разные стороны. Москит очутился у кареты в тот самый момент, когда из нее со шпагой в руке выскочил офицер.

– Вы дон Энрике? – спросил Москит.

– Я офицер его величества, – ответил тот.

Москит бросился вперед и, прежде чем офицер успел приготовиться к защите, саблей рассек ему череп.

В это время, разогнав солдат, вернулись остальные.

– Добейте его, – приказал Москит, указав на офицера, и поднялся в карету.

– Дон Энрике, дон Энрике! – позвал он.

– Что вам нужно? – слабым голосом откликнулся больной.

– Выходите скорее! Вы свободны.