Пираты Венеры

Я смолчал, хотя на языке вертелось ответить ей, чем действительно думает то, чему думать нечем. Дама проводила меня на второй этаж и распахнула дверь.

— Заходи, — сказала она. — Через пять виров я вернусь за тобой.

Когда я вошел, Дуаре лежала. Я хорошо знал это сгущение в воздухе, которое возникает над кроватью смертельно больного или вконец отчаявшегося. Тут был второй случай. Дуаре приподнялась и обернулась ко мне. Хара Эс заперла дверь на замок. Я слышал, как удаляются ее шаги в коридоре. Мы остались вдвоем, Дуаре и я, впервые за все эти дни, что показалось мне вечностью.

— Детка… — шепнул я, уже ослабевший от нежности. Завитки на ее вспотевшей шее навели меня на мысль о прикосновении ангела. Нет, дорогая, никаких мыслей о смерти! — Чудесно выглядишь, краше в гроб кладут.

— Зачем ты сюда пришел? — спросила Дуаре устало. — Мне уже не помочь. Ни ты, никто не сможет. Я бы еще поняла, если б ты мог что-то изменить, но все так безнадежно…

— Да, дорогая, все так запущено… — подтвердил я, проверяя петли на окнах. Отлично сидели, пригнанно. И стекла с углеродистым напылением, ни камень, ни пуля не возьмут. — А ты еще помнишь, что я люблю тебя?

— Не надо говорить мне о любви. Пусть завтра мне суждено умереть, но пока я еще дочь джонга Вепайи.

Власть нелепых предрассудков сильнее меча.

Я решил не тревожить ее напоследок бесполезными знаками внимания со своей стороны, хотя мне так хотелось стиснуть ее в своих объятиях и осыпать эти прекрасные губы поцелуями. Вдруг Дуаре сказала, что не чувствует отчаяния:

— Мне не страшно умереть, Карсон. Раз вернуться живой в Вепайю нельзя, я предпочитаю смерть. Мне так одиноко. Мое одиночество не просто велико, оно расширяется во все стороны, как пятно на воде. Я все равно никогда не смогла бы стать счастливой. Значит, лучше мне умереть.

— Почему ты считаешь, что никогда не смогла бы стать счастливой? — спросил я настойчиво. Отчаянная надежда вдруг вспыхнула в моем сердце, как вечный бенгальский огонь. Я быстро осматривал комнату. В ней не было ничего лишнего — только самое необходимое. Я продолжал поиски.

— Не скажу. Хватит об этом.

— Я не хочу пить за тебя не чокаясь, как дома мы пьем за умерших. И мне есть чем возразить призраку твоей смерти. Ты должна жить. И будешь жить! — воскликнул я.

— Брось, корсар, пустое.

— Мы должны что-то сделать! Есть в этом доме кто-нибудь еще, кроме нас и Хары Эс?

— Нет.

Время летело. Вот-вот заявится Хара Эс. Я взглянул на Дуаре. На ее плечах была накидка, выданная, видимо, здесь. Романтические черные скалы на ней, тяжелые лиловые тучи. Напоминала малайский саронг эта повседневная верхняя одежда амторианских женщин, только похоронный.

— Мне нужно взять это, — сказал я, подступая к ней.

— Для чего? — спросила она.

— Не спрашивай. Делай то, что я говорю. У нас не осталось времени на споры.

Что мне в ней ужасно нравилось, это оперативность.

Дуаре уже научилась подавлять свою спесь и беспрекословно слушаться меня, как только чувствовала по моему тону приближение решающего момента и видела, что Карсон Нейпир сделал лицо. Я его сделал, щеки засосал, сощурился: мол, еще одно слово — убью. Она быстро раскрутила ткань, обмотанную вокруг тела, и подала ее мне. Дуаре не спрашивала, что я с ней собираюсь делать, ей, собственно, это было все равно — я для нее всегда уже был прав. Отошла от двери, встала справа, возле окна. Мы слушали шаги Хары Эс, не сводя взоров друг с друга.

Доморощенный хулиган, собравшийся сейчас нарушить права человека на свободу передвижений, отскочил в сторону и встал у входа так, чтоб оказаться за дверью, когда ее откроет Хара Эс. Я застыл не дыша. От этого момента зависело больше, чем моя собственная жизнь, но хладнокровие не покидало меня. Сердце билось ровно, как будто я ждал прибытия поезда. Я смотрел на Дуаре и ничего не боялся.

Вот Хара Эс уже перед дверью, щелкнул замок, дверь открылась, она вошла в комнату и…

Картина маслом. Повязание бизнес-леди на трудовом посту. Я схватил ее сзади за горло, а ногой захлопнул дверь.

— Только тихо, мамуля, или мне придется тебя убить, — предупредил я. Она оставалась спокойной.

— Глупо, дети, — сказала она. — Дуаре это уже не поможет, а тебя погубит.

— Меня не интересует твое мнение по данному вопросу, дорогая, — улыбнулся я, орудуя быстро и тихо. Вскоре она уже была надежно связана накидкой.

— Вы не сможете выбраться из Хавату.

— Это ты никогда вообще из нее не выберешься, если пикнешь! Решай сама, затыкать тебе рот или…

— Или… — шепнула дама с достоинством. И в полном молчании позволила поднять себя с пола и перенести на кровать пленницы.

— Извини, Хара Эс, но мне ничего другого не остается. Ты умная женщина. Спасибо за любовь и верность. Прошу тебя, сообщи Санйонгу, что Эро Шан никоим образом не участвовал в том, что произошло или еще произойдет… — договорил я и обратился к любимой: — Детка, я оставляю тебя здесь, потому что мне надо кое-что получить от Эро Шана. Проследи за своей воспитательницей, я быстро вернусь.

Я взял с пола ключ, который обронила Хара Эс во время нашей комической схватки.