Пирог из горького миндаля

Илюшин с Бабкиным отлично поняли друг друга без лишних слов. Сигнализация отключена, драгоценности пропали, старуха мертва, а следом умирает и грабитель, причем половину сокровищ не нашли. Козицкий погиб исключительно своевременно: за несколько часов до того, как в его квартиру явились оперативники. Вывод напрашивался один: у Геннадия был напарник. Ленивый Гусак искать никого не стал, дело закрыл и успокоился.

Илюшин задержал взгляд на одном из листов дела.

– Смотри, по всему дому Изольды были обнаружены отпечатки пальцев, которые не принадлежали ни Козицкому, ни кому-то из членов ее семьи. Так и не нашли, кто их оставил.

– По всему дому – это где именно?

Макар протянул Сергею папку.

– Выключатели, полка в ванной, дверные ручки, сами двери… М-да, кто-то изрядно наследил.

– Жаль, следователь не додумался снять отпечатки у всех Савельевых.

Бабкин пожал плечами:

– Он никого из них не подозревал. Слушай, Гусак утверждал, что Козицкий предварительно следил за старухой и знал о ее перемещениях. Думаю, это ерунда. Работающему человеку не наездиться от Тулы до Литвиновки каждый день. А вот если Козицкого навел кто-то из местных, тогда все складывается.

– У нас есть и еще одно свидетельство в пользу того факта, что грабитель был не один.

– Смерть мальчишки, – кивнул Сергей.

– Именно.

Пашка Варнавин следил за своими троюродными сестрами и спрятался в кустах возле дома старухи. Девочки проникли внутрь – беспрепятственно, ведь система охраны была отключена, – и принялись бродить по огромному дому. Илюшин представил себе этот дом похожим на лабиринт. В одной его части маленькая девочка гладит кошку. В другой Женя Кошелева осматривает спальню, проводит рукой по платьям старухи. Он не знал, так ли все происходило на самом деле, но был уверен, что Женя из тех, кому всегда нужно потрогать чужое. А в третьей секции лабиринта Изольда натыкается на грабителей, сначала кричит, потом ковыляет прочь, задыхаясь, и Козицкий с напарником бегут за ней.

Тогда все части лабиринта смещаются, и фигурки оказываются рядом.

Перепуганная Яна Тишко наблюдает последние секунды жизни Дарницкой. Она еще не знает об этом; воображение подсказывает ей, что она видит тролля, в то время как это грабитель с маской на лице. Но сразу после того, как за девочками захлопнется дверь, старуха умрет от сердечного приступа. А спустя минуту на крыльцо выбегут двое, ставшие причиной ее смерти.

И тогда их заметит Пашка.

Геннадия Козицкого он не узнал, потому что никогда прежде его не видел. Но второй человек был ему хорошо знаком…

– Либо грабитель сразу понял, что Пашка его заметил, либо подросток чуть позже пытался его шантажировать, – сказал Илюшин.

Он придвинул к себе лист бумаги и быстро рисовал на нем черточки и закорючки. Из них потом сложится дом, старушечий профиль с сияющей бриллиантовой серьгой в ухе, заросли черемухи, чьи-то испуганные лица…

Бабкин каждый раз изумлялся этому колдовству. Илюшин не умел рисовать, совсем. Его каракули не походили ни на людей, ни на животных. Когда-то жена зачитывала вслух Бабкину отрывки из книги воспоминаний Нины Берберовой, и в одном месте Сергей смеялся до слез: когда юную Нину, хвастающуюся своим рисунком, гость спрашивает: «Это что, пряники?» – «Нет, – отвечает Нина, – это свинья с поросятами». Радость узнавания охватила Сергея. Вот история про Макара! Что бы тот ни рисовал, расстояние между задуманным и воплощенным равнялось дистанции между пряниками и свиньей с поросятами.

Однако когда Макар заканчивал свое живописное полотно, происходило чудо. Вернее, оно случалось, когда у рисунка появлялся зритель. Из сплетения каракулей, из безголовых человечков и ручек-ножек-огуречиков вдруг вылеплялись совершенно узнаваемые образы. Как будто Макар своей шаманской пачкотней открывал у зрителя во лбу третий глаз, и тот получал способность видеть задуманное сразу – напрямую, пренебрегая воплощением.

– Если верить рассказу Яны Тишко, я бы поставил на шантаж.

– Согласен. Осталась сущая ерунда: выяснить, кто из семейства Прохора Савельева решил ограбить старуху.

Бабкин выложил перед собой на столе бумажные карточки с именами свидетелей. Юрий Савельев, Вениамин Варнавин, Тамара Варнавина, Татьяна Тишко, Людмила Кошелева… Прохора с Раисой переставил выше, детей сгруппировал внизу. Илюшин краем глаза следил за его манипуляциями, вертя свою головоломку.

– Кого мы можем исключить? – спросил он, когда Сергей сложил из Савельевых небольшое генеалогическое древо.

– Юрия? – предположил Бабкин. – Он к тому времени уже заработал небольшое состояние.

– Я бы его и без состояния исключил. Хотя бы потому, что он зануда. Из зануд получаются отличные убийцы, но паршивые грабители.

– Еще Татьяну Тишко, – вспомнил Бабкин. – У той алиби.

– Угу. Кого еще?

Оба одновременно подумали про родителей Пашки, и оба выкинули эту мысль из головы. Илюшин – потому что был уверен, что слухи о безусловности родительской любви сильно преувеличены. Бабкин – потому что после десяти лет работы оперативником знал это наверняка.