Пища любви

— О Небо! — воскликнула Бенедетта, подтолкнула его поближе к зеркалу и скомандовала: — Скажи мне, Квазимодо, какая часть твоего тела так чудовищно уродлива?

— Ну, — ответил Бруно, обводя рукой все свое отражение, — я весь.

— Пожалуйста, конкретнее.

— Мой нос, — пробурчал он.

— Ты имеешь в виду свое обоняние? Секрет твоего успеха?

— Когда я был ребенком, другие дети дразнили меня.

— Как именно?

— Они говорили: «Можно воткнуть тебя в телевизор вместо антенны, чтобы посмотреть футбол из Токио?»

— Это все?

— Еще они говорили: «Твой нос не поместится на фотографию для паспорта».

— Ха-ха! Неплохо.

— «Не тряси головой, ты заденешь носом своих соседей… Твой нос такой длинный, что когда ты сморкаешься, слышится эхо… Если бы ты был овцой с таким длинным носом, ты подох бы с голоду»…

— Хватит про нос, — перебила Бенедетта. — Дорогой Бруно, у тебя правильный римский нос. Что еще?

— Я толстый.

— Нет, ты не толстый.

Это было правдой: тяжелая работа, яростные занятия сексом и здоровая пища Ле-Марчи помогли Бруно сбросить лишние фунты. Он пожал плечами.

— Я просто недостаточно симпатичный. Для такой девушки, как Лаура.

— В таком случае у меня есть вопрос.

— Задавай.

— Этот твой друг, Томмазо… Ты говоришь, он симпатичный?

— Вне всякого сомнения. Женщины просто вешаются ему на шею.

— Но он не умеет готовить?

— Абсолютно.

Бенедетта взяла со стола расческу.

— Это волшебная палочка. Теперь будь предельно внимателен, потому что я хочу дать тебе возможность загадать одно-единственное желание. Понятно?

— Ну да.

— Если хочешь, можешь стать таким же красавцем, как этот твой Томмазо. Но вместе с его красотой ты получишь от него и все остальное, включая его кулинарный талант.

Он понял, к чему она клонит, и от осознания ее правоты у него перехватило дыхание.

— Итак, только скажи, и ты станешь красив и бездарен, как Томмазо. Ведь ты этого хочешь, правда? — Она подняла расческу и замерла.

— Нет! — Он уставился на нее — Если я не смогу готовить, тогда я не хочу становиться никем другим. Кулинария — это моя жизнь.

— Совершенно верно, — тихо сказала Бенедетта. — Это твоя жизнь. Тогда перестань жаловаться на Господа за то, что он сделал тебя таким, каким ты хочешь быть. — Она положила расческу на туалетный столик. — А если ты хочешь быть с Лаурой, отправляйся в Рим и скажи ей об этом. Скажи один раз, второй и говори до тех пор, пока она не поймет.

Бруно крепко обнял Бенедетту и поцеловал.

— Спасибо тебе, — прошептал он. — Спасибо за все.

— А теперь иди. И убери руки от моего тела. Оно тебе больше не принадлежит.

На следующее утро Бруно проснулся очень рано, пришел к Ханни и стал барабанить в дверь, крича, что ему нужен его фургон.

— Заходи, — сказал Ханни, открывая дверь сарая — И не волнуйся. Мне вчера сообщили.

У Бруно не было времени выяснять, что именно вчера сообщили механику.

— Он готов? Ты наконец получил запчасти?

— Более или менее. Правда, кое-что пришлось заменить — Он вывел Бруно на середину сарая, туда, где стояло очень странное транспортное средство. У него был корпус фургона Бруно, передние колеса от трактора и фары от старой «альфа-ромео». Еще Бруно заметил, что руль у него от мотороллера — Может, и не очень красиво, — добавил Ханни, в чем, впрочем, не было необходимости, — но могу поспорить, что до Рима ты доедешь. Тем более что дорога почти все время идет под горку, так ведь?

Dolci/Сладкое

Взаимоотношениями между блюдами настоящая итальянская трапеза напоминает современную жизнь. Одно не подавляет другое ни качеством, ни количеством, оставляя после себя возможность появления следующего; каждое блюдо — торжество вкуса, цвета и качества, перекликающееся с предыдущим. Есть по-итальянски значит наслаждаться превращением жизни в искусство.

Марчелла Азан. Основные блюда классической итальянской кухни

Лаура договорилась с Юдифью встретиться за ланчем в одном из ее любимых ресторанов — «Чечино». Войдя в длинный, похожий на тоннель, зал с низкими потолками, Юдифь подумала, что сама бы никогда не выбрала это место. По одной простой причине: здесь не было того, что в путеводителях именуется «обстановкой». Пустые столики служили лишь для того, чтобы поставить на них тарелки; лампы висели прямо над головой и светили безжалостно ярко; официанты, каждому из которых было никак не меньше шестидесяти, не одаривали символическими улыбками даже девушек, пришедших сюда без спутника. Тем не менее Лаура уверяла, что кормят здесь отменно.