Пищухино сено

Маралы скитались, копытили снег, добывали губами чуть внятный на вкус мороженый мох. Им было плохо зимой, запасти себе с лета еду маралам мешала гордость.

Большие бураны лепили и трамбовали снега, и в снежной краюхе нельзя было выдолбить дырку до донца, до мхов. Маралам грозила погибель. В подмогу Челюк пригонял на опушку тайги леснический трактор с санями, груженными сеном. Лесники разносили охапками сено — весь стог — по глубоким маральим тропинкам.

Но даже матерый, свирепый, без моха и соли, Марал не трогал добро Челюка, потому что носил на боку между ребер заросшую шерстью ружейную пулю.

…Марал спотыкался в февральском снегу. Он плошал, простужался и кашлял. Снег поднялся ему до груди. Приходилось ложиться на жесткую стужу, долбить, пробиваться копытом к земле за щепоткой зальдевшего мха. Но земля и еда отстояли все глубже, а снег на ветру и морозе плотнел.

С поцарапанным брюхом, слабея, Марал кочевал по тайге, коченел, вынимал из звеневшего наста копыта и снова вонзал, и капельки крови смерзались и сыпали следом, как красные леденцы. Марал откочевывал глуше и глуше.

Челюку было жалко Марала. Пускай бы он жил, перенес эту лютость зимы. Лесничий все угощал Марала сеном и солью… Но Марал уходил от него, и Челюк поотстал. Возвратился к себе ка равнину.

Марал уже еле тянул, прислонялся к попутным березам. Подолгу стоял, умирал, а думал, как жить. И жизнь рисовалась ему лужайкой, покрытой сладчайшим, хмельным и мясистым маральим корнем. Жизнь завлекала его трубным голосом — приглашением к бою. Мерещилась победа над всеми маралами-рогачами. И слышался хряст побежденных рогов.

Маральи глаза лиловели от мечтания. Он вскидывал морду с сосулями на бороде и пытался трубить, но слабая глотка сипела, не сдуть было даже снежинки с ноздрей.

Он мог бы упасть, прислонялся к березе, потом отталкивался от ее ствола и брел. Он думал теперь о Пищухином сене. Вся жизнь его — битвы, победы, игра и лужайка маральего корня — сошлась на малой крысиной копешке. Он крысу не знал, не видал, был гордый, охочий до драки. Теперь, чтобы жить, он волокся в кедровую гриву — к единственной в мире еде. Ее заготовила крыса Пищуха, рабочая сила тайги.

…В кедровнике не было слышно бурана. Открыто чернели подножия деревьев. Марал наклонился к земле и сразу учуял, хватнул губами траву, неувядшее сено. Он поднял копешку и медленно, долго счастливо жевал. А после лизал языком на снегу слетевшие пухом сенинки. И двигался дальше, отыскивал новые склады сена под кедрами и насыщался пахнущим летом и жизнью крысиным запасом.

Пищухи сидели без звука по норам. Быть может, они огорчались пропажей добра и дрожали коротенькими хвостами.

А скорее всего, они были рады спасению гордого зверя Марала. Они исполняли единый для зверя и для зверюшки таежный закон: помогали в беде собрату.