Письма 1846-1847 годов

Очень, очень вам признательный

Николай Гоголь.

В непродолжительном времени, может быть, вы получите из С.-Петербурга деньги, которые попрошу вас раздать тем из страждущих, которые больше других нуждаются. Мне бы хотелось, чтобы они пришли в руки тех, которые усерднее других молятся богу. Впрочем вы лучше моего знаете, кому следует давать. Как я жалею, что я не богат [не так богат] и не могу теперь послать более!

А. С. ДАНИЛЕВСКОМУ

Ноября 20 <н. ст. 1847>. Неаполь

Письмо твое от 4 октября я получил. Адрес мой я тебе выставил в Неаполь (в прежнем письме), но ты это позабыл, что с нами, грешными, случается. Подтверждаю тебе вновь, что я в Неаполе и остаюсь здесь, по крайней мере, до февраля. Потом в дорогу Средиземным морем, и если только бог благословит возврат мой на Русь, не подцепит меня на дороге чума, не поглотит море, не ограбят разбойники и не доконает морская болезнь, [морская болезнь, от которой доселе я страдал страшно] наконец, не задержат карантины, то в июне или в июле увидимся. Писал я: «Побеседуем денька два вместе», потому что, сам знаешь, всяк из нас на этом свете — дорожный [В подлиннике: дорожний] человек, куда-нибудь да держащий путь, а потому [а потому баловство] оставаться на ночлеге слишком долго из-за того только, что приютно и тепло и попались хорошие тюфяки, [Далее начато: попались на столе] есть уже баловство. У всякого есть дело, прикрепляющее его к какому-нибудь месту. Я же не зову тебя в Москву или в Петербур<г>, или в Неаполь, хотя <бы> мне и приятно было иметь тебя об руку. Я хотя и не имею никакой службы, собственно говоря о формальной службе, но тем не менее должен служить в несколько раз ревностнее [ревностнее на своем <месте>] всякого другого. Жизнь так коротка, а я еще почти ничего не сделал из того, что мне следует сделать. В продолженьи лета мне нужно будет непременно заглянуть в некоторые, хотя главные, углы России. Вижу необходимость существенную взглянуть на многое своими собственными глазами. А потому, как бы ни рад был прожить подоле в Киеве, но не думаю, чтобы удалось больше двух дней; столько полагаю пробыть и у матушки. Осень — в Петербурге, зиму — в Москве, если позволит, разумеется, здоровье. Если же сделается хуже — отправлюсь зимовать на юг. Теперь я должен себя холить и ухаживать за собой, как за нянькой, выбирая место, где лучше и удобнее работается, а не где веселей [лу<чше>] проводить время. Твое намерение перебраться в Одессу, вероятно, не без основания, иначе ты не стал бы так хлопотать о том. Но это дело такое, о котором, как мне кажется, следует потолковать лично. Писать же теперь в Петербург (к кому? и о чем?) это будет трата времени и ничего больше. Мне кажется, прежде следовало бы тебе списаться с кем-нибудь в Одессе, выглядеть себе место, узнать, хорошо ли оно [хорошо ли оно действительно] и не занято ли уже кем-нибудь, и потом уже хлопотать. Покаместь советую тебе написать самому в Петербург к Плетневу, если только место по ученой части. Он лучше других может помочь здесь, тем более, что он и тебя самого знает, да и по дружбе ко мне о тебе особенно похлопочет, а я, пожалуй, прибавлю и от себя слово. Милую Ульяну Григорьевну благодарю много [благодарю от всего сердца] за приписочку и вести. Затем обнимаю мысленно вас обоих, и бог да хранит вас!

Ваш Н. Г.

Адресуй в Неаполь, poste restante.

На обороте: Russie. Kiew.

Его высокоблагородию Александру Семеновичу Данилевскому, инспектору 2-го Благородного пансиона при Первой киевской гимназии.

В Киеве.

А. О. РОССЕТУ

Неаполь. Ноябрь 20 <н. ст. 1847>