Читаем Письма 1846-1847 годов полностью

Я думал, что по приезде в Неаполь найду от тебя письмо. Но вот уже скоро два месяца минет, как я здесь, а от тебя ни строчки, ни словечка. Что с тобой? Пожалуста, не томи меня молчаньем и откликнись. Мне теперь так нужны письма близких, самых близких друзей! Если я не получу до времени моего отъезда от тебя письма и дружеского напутствия в дорогу, мне будет очень грустно: предстоящая дорога не легка. Я стражду сильно, когда бываю на море, а моря мне придется [придется дела<ть>] много. Я один; со мной нет никого, кто бы поддержал меня в пути в мои малодушные минуты, равно как и в минуты бессилья моего телесного. Если даже и письменного ободренья не пошлет мне близкая душа [не даст мне близкий друг мой] — эго будет жестоко. Ради бога, не медли и напиши не один раз, но [а даже] два и три. Если, даст бог, мы увидимся [Далее начато: тогда уже не нужны б<удут>] в наступающем 1848 году, [в нынешнем наступающем году] — поблагодарю за всё лично. До февраля я буду еще здесь. Адресуй в Неаполь, [просто в Неаполь] poste restante. А с тех же пор, то есть от половины февраля нового штиля, адресуй в Константинополь, на имя нашего посланника Титова. Денег посылать не нужно. Если не обойдусь с своими, то могу в Константинополе прибегнуть к займу. [Далее начато: Посылаю] Свидетельством о жизни, при сем прилагаемым, вытребуй следуемые мне деньги в сто (100) рублей серебром отправь в скорейшем, как можно, времени в город Ржев (Тверской губернии) тамошнему протоиерею Матвею Александровичу для передачи кому следует, присоединив при сем прилагаемое письмо, а остальные присовокупи к прежним. Будь здоров и, ради бога, напиши ответ.


Весь твой Г.


На обороте: St. P'etersbourg. Russie.


Ректору императорск<ого> СПБ. университета, его превосходительству Петру Александровичу Плетневу.


В СПБурге. В университете, на В<асильевском> о<строве>.

А. А. ИВАНОВУ

Неаполь. Декабр<я> 14 <н. ст. 1847>

Благодарю вас за письмецо, несмотря на то, что в нем и немного говорите о себе самом. Бодритесь, крепитесь! Вот всё, что должен говорить на этой страждущей земле человек человеку! А потому, вероятно, и я сказал бы вам эти же самые слова, если бы вы что-нибудь написали о вашем состояньи душевном. Итак, вы правы, что умолчали. Софья Петровна с братом своим графом Александром Петровичем хотят в конце февраля быть к вам в Рим и, без сомнения, вас утешат и успокоят, сколько смогут. Но помните, что ни на кого в мире нельзя возлагать надежды тому, у кого особенная дорога и путь, не похожий на путь других людей. Совершенно понять ваше положение никто не может, а потому и совершенно помочь вам никто не может в мире. Как вы до сих пор не можете понять хорошенько, что вам без бога — ни до порога, что и вставая, и ложась вы должны молиться, чтобы день ваш и наступил и прошел благополучно, без [и без] помехи, чтобы бог дал вам сил, даже если и случится помешательство, не возмутиться оттого. Но довольно об этом. Поговорим о прочем в вашем письме. Герцена я не знаю, но слышал, что он благородный и умный человек, хотя, говорят, чересчур верит в благодатность нынешних европейских прогрессов и потому враг всякой русской старины и коренных обычаев. Напишите мне, каким он показался вам, что он делает в Риме, что говорит об искусствах и какого мнения о нынешнем политическом и гражданском состоянии Рима, о чивиках и о прочем. Я не знал, что вы не читали моего письма о вас. Я думал, что вы прочли всю мою книгу у Софьи Петровны в Неаполе. Если вы любопытны знать его, то посылаю его при сем, выдравши из книги. А книгу привезет вам Софья Петровна. Я не знаю, сделало ли мое письмо что-нибудь в вашу пользу, но, по крайней мере, в то время, когда я его писал, я был уверен, [точно уверен] что оно у вас нужно. Но прощайте! Уведомьте меня, сделали ли вы что-нибудь относительно тога почталиона, о котором я вас просил в Риме перед выездом моим.


Н. Г.


На обороте: Roma. Italia.


Al signore signore Alessandro Iwanoff (Russo).


Александр<у> Андреев<ичу> Ивано<ву>.


Roma. Via Condotti. Caffe Greco. Vicina la piazza di Spagna.

А. В. ГОГОЛЬ

<Между 12 и 18 декабря н. ст. 1847. Неаполь.>

Перейти на страницу:

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное