Письма 1886-1917

Кому мне писать, как не тебе. Хотя я знаю, что твое положение еще ужаснее, чем наше. Твои дети на войне, а мои — одни, в пространстве. Что с ними — не знаю, а быть в неизвестности в нашем положении — ужасно. Мы попали в такую западню, из которой один выход — броситься на верную смерть, которую мы только что чуть было не встретили. Мы были в Германии арестованы и объявлены в Линдау военнопленными. Потом смилостивились, отправили нас в Швейцарию, которая не хотела нас принимать, и 3 дня мы жили в полуплену и думали, что нас отправят назад в крепость немцев (Линдау). После усиленных хлопот нас выпустили, и мы добрались до Берна, где посол и прочие власти. Но… несмотря на аккредитивы — денег не выдают. Я был запаслив и при первых слухах о войне забрал по аккредитивам 3000 франков. Но и их не меняют на швейцарские деньги. Здесь мы будем хлопотать о том, чтобы нас отправили в Россию на пароходе, или, когда так или иначе добудем денег, попробуем через Италию выбраться в Россию. Но — понять пока ничего нельзя. Сегодня, допустим, с уверенностью говорят, что есть путь через Дарданеллы, а завтра оказывается, что они заперты и минированы. То же и относительно пути через Румынию, которая, оказывается, теперь уже заперла границы для России. Здесь оставаться тоже нельзя, так как Швейцарию могут запереть и ждут голодовки.

Сегодня Качалов уезжает отсюда, так как его семья, Санины, Эфросы (которые делали нахкур в Италии) давно уже запасли ему билеты на пароход. Выедут ли они или нет, доедут или погибнут — неизвестно. Мы очень тоскуем, что не можем ехать со своей компанией и придется ехать с чужой, но — что же делать — сейчас выбраться невозможно. Кроме того, наши трагические происшествия последних дней (о них расскажут тебе податели письма) до такой степени переутомили нервы, что необходимо передохнуть, чтобы понять положение и выработать новый план.

Я понимаю, что у вас происходит. Ты разорван на 10 частей, Шамшин — тоже, особенно если Тихон Александрович взят в солдаты. Николай Васильевич Егоров тоже разорван, но к кому же мне обратиться, кроме него или Василия Петровича Телепнева, для того чтобы как-нибудь устроить материальные и другие дела детей. Прежде всего, казалось бы, надо вытребовать детей в безопасное место. До сих пор мне казалось, что Киевская губерния — безопасна, но с объявлением войны Австрией она двинется по направлению к Киеву, и я больше всего боюсь, что они, не следя за политикой, дождутся последнего момента, то есть бегства, паники.

И потому главная моя забота — заблаговременно укрыть их в безопасном месте. Куда? Казалось бы отсюда, что в Москву. Я думаю, что неприятель не решится проникнуть туда и повторить наполеоновскую ошибку. Очень прошу Николая Васильевича или Василия Петровича переслать им денег на переезд. Сколько? Если путь свободен, то поменьше (но с запасом), если путь не свободен — побольше; 1000, что ли! Если и пересылка затруднена, тогда надо будет послать с

нарочным. Прошу также Николая Васильевича и Василия Петровича вызвать в контору мою горничную — Дуняшу и условиться с ней о том minimum'e для их прожития и содержания квартиры. Пусть она попросит Маркова (домохозяина) отсрочить плату за квартиру до моего возвращения (ведь найду же я какой-нибудь исход из критического положения и выберусь отсюда!) Главное, чтобы была квартира, где дети, бабушка и семья Сулержицких могли бы жить… Ну, а если банки выдают деньги по рублям, как здесь у нас — по франкам? Тогда приходится только думать о голодной смерти и предупреждать ее… и в этом случае полагаться на совесть и практический опыт твой, Николая Васильевича или Василия Петровича.

Если б Игоря стали забирать в солдаты и потребовали бы от него бумаг по воинской повинности, — они лежат в моем столе и в канцелярии университета. Точный адрес детей: Киевская губерния, город Канев, Княжа Гора — хутор Беляшевского, Сулержицкому Леопольду Антоновичу (для Киры или Игоря).

Очень прошу Николая Васильевича или Василия Петровича вызвать Киру и Игоря и помочь им в устройстве их бюджета, то есть объяснить, что они могут получить за это время и на какие средства в месяц они могут жить…

Надо, чтобы бабушка (Ольга Тимофеевна) переехала к нам, если удалось ее перевезти с Кавказа.

Это письмо надо бы как-нибудь дать прочесть детям, Сулержицкому, в театре (Немировичу-Данченко), дома, то есть Дуняше (но на Кавказ Ольге Тимофеевне не посылать).