Письма 1886-1917

Вчера утром взял автомобиль и объехал всех с визитами. Конечно, завез карточку и Зингеру. Днем погода адская – сидел в номере и писал. Вечером был на спектакле. Встретил там miss Скиппи, которая меня подробнейшим образом расспрашивала о Крэге. Говорила, что он в полном восторге от нас, что он вспомнил свое детство, как, бывало, в именины ему все делали подарки, так и у нас при отъезде его задарили. Дункан танцевала Бетховена, и на этот раз изумительно хорошо. Программа трудная. Я не пошел к ней в антракте. После спектакля за мной бегут Шульц, горничная и просят к Дункан. Оказывается, что она днем три раза звонила в гостиницу, но там меня знают под фамилией Алексеев и потому уверяли, что господина Станиславского – нет. Очевидно, произошла какая-то глупая сцена ревности с Зингером, и он уехал. Поэтому Дункан решила, что мы поедем ужинать. Она опять была проста и остроумна. Мы сидели, пока она отдыхала. Входит неожиданно Зингер. На этот раз проще, милее. Дункан делает вид, что удивляется ему, а может быть, и в самом деле удивлена. Едем ужинать в модный ресторан. Зингер с молодым и очень милым художником-шведом едут вперед, чтобы заказывать. Я, Elisabeth⁶ и Дункан остаемся и втроем едем через полчаса. Дункан очень мила и проста – разрядилась в белое платье декольте. Очень эффектна. Ужин был менее мучителен. Зингер был проще и милее. Я чувствовал себя ни к чему. Дункан что-то путает, чтоб объяснить, почему она в бальном платье. Зингер отшучивается по-английски. Кончается. Я прощаюсь совсем, говоря, что уезжаю на следующий день. Тогда Дункан начинает усиленно настаивать, чтобы я приехал сегодня к 4 1/2 часам пить чай, так как она обещала Claretie и еще кому-то, что я буду у нее (Claretie – это директор Comedie Franeaise⁷). Сегодня у нее будет conference⁸ и демонстрация принципов ее школы. Будет якобы много народу. Зингер тоже советует мне поехать.

Я заинтересовался и решил поехать, отложив отъезд на один день.

Итак – завтра я съезжу к Ландовской, а послезавтра, в воскресенье, с поездом 11 ч. 10 м. еду в Виши. Относительно дела я узнал только, что Метерлинк пишет пьесу, якобы для нас, из современной жизни. Так как он особенно меня не приглашает и пьеса еще не готова, то я и не поеду к нему. Итак, все мое пребывание здесь – ни к чему, и я жалею, что остался. Быть может, сегодняшний день вознаградит потерянное время. Как жаль, если Дункан – американская аферистка…

Погода здесь адская. Как вы живете – устроились ли?…

[…] Протелеграфируй два слова. Нежно целую и люблю, детишек обнимаю.

Твой Костя

326*. Л. А. Сулержицкому

Июнь 1909

Париж