Письма

Белеет парус одинокий…

Прощайте же, прощайте! Я не совсем здоров. Счастливый сон, божественный сон испортил мне весь день… Не могу ни говорить, ни читать, ни писать. — Удивительная вещь — сны! — изнанка жизни, которая подчас приятнее действительности! Я ведь не разделяю мнения тех, кто говорит, будто жизнь только сон; я очень сильно чувствую ее реальность, ее завлекающую пустоту! Я никогда не сумею отрешиться от нее в такой степени, чтобы добровольно презирать ее; потому что жизнь моя это я сам, говорящий вам и тот, который через мгновение может превратиться в ничто, в одно имя, т. е. — опять-таки в ничто. — Бог знает, будет ли существовать мое «я» после смерти. Ужасно думать, что может настать день, когда я не буду в состоянии сказать: «я»! — Если это так, то мир — только комок грязи.

Прощайте, не забудьте напомнить обо мне своему брату и сестрам, кузина же, я полагаю, еще не возвратилась.

Скажите, дорогая мисс Мери, вернул ли вам господин мой кузен Евреинов мои письма и как вы его нашли? в этом вопросе я вас избираю своим термометром. Прощайте.

Преданный вам Лерма.

P. S. Я очень хотел бы задать вам один вопрос, но перо отказывается его написать. Если угадываете, хорошо, я буду рад, если же нет, то значит, если бы я даже задал этот вопрос, вы бы не сумели на него ответить.

Этот вопрос такого рода, о котором вы быть может даже не догадываетесь!

M. А. Лопухиной

<Петербург, около 15 октября 1832 г.>

Je suis extrêmement fâché que ma lettre pour ma cousine soit perdue ainsi que la vôtre pour grand’maman; — ma cousine pense peut-être que j’ai fait le paresseux, ou que je mens en disant que j’ai écrit; mais ni l’un ni l’autre ne serait juste de sa part; puisque je l’aime beaucoup, trop pour m’esquiver par un mensonge, et que, à ce que vous pouvez lui attester, je ne suis pas paresseux à écrire; je me justifierai peut-être avec ce même courrier, et si non, je vous prie de le faire pour moi; après-demain je tiens examen, et suis enterré dans les mathématiques. — Dites lui de m’écrire quelquefois; ses lettres sont si aimables.

Je ne puis pas m’imaginer encore, quel effet produira sur vous ma grande nouvelle; moi, qui jusqu’à présent avais vécu pour la carrière littéraire, après avoir tant sacrifié pour mon ingrat idole, voilà que je me fais guerrier; — peut-être est-ce le vouloir particulier de la providence! — peut-être ce chemin est-il le plus court; et s’il ne me mène pas à mon premier but, peut-être me ménerat-il au dernier de tout le monde. Mourir une balle de plomb dans le cœur, vaut bien une lente agonie de vieillard; — aussi, s’il у a la guerre, je vous jure par dieu d’être le premier partout. — Dites je vous en prie, à Alexis que je lui enverrai un cadeau dont il ne se doute pas; il avait il у a longtemps désiré quelque chose de semblable; et je lui envoie la même chose, seulement dix fois mieux; — maintenant je ne lui écris pas, car je n’ai pas le temps; dans quelques jours l’examen; une fois entré je vous assomme de lettres, et je vous conjure tous, et toutes, de me riposter; — mademoiselle Sophie m’a promis de m’écrire aussitôt après son arrivée; le saint du Voronège lui aurait-il conseillé de m’oublier? — dites lui que je voudrais savoir de ses nouvelles. — Que coûte une lettre? — une demi-heure! et elle n’entre pas à l’école des guardes; — vraiment je n’ai que la nuit; — vous, c’est autre chose; il me paraît que, si je ne vous communique pas quelque chose d’important, arrivé à ma personne, je suis privé de la moitié de ma résolution. — Croyez ou non, mais cela est tout-à-fait vrai; je ne sais pourquoi, mais lorsque je reçois une lettre de vous, je ne puis m’empêcher de répondre tout de suite, comme si je vous parlais.