Читаем Письма полностью

Из Падуи — забыл рассказать тебе — мы в шесть часов приехали в Верону и даже посмотрели в старинном римском амфитеатре (таком же совершенном внутри, как в древнеримские времена) «Гамлета» — играли, разумеется, без души, — но ты не можешь представить себе, до чего романтично было сидеть дивным лунным вечером в древнем амфитеатре! Утром осматривали усыпальницы рода Скалигеров — прекрасные образцы пышной «пламенеющей» готики и художественного литья, а также чудесный рынок, весь заполненный огромнейшими зонтами — я таких никогда не видывал, прямо-таки молодые пальмы, — под которыми восседали торговцы фруктами. О нашем приезде в Милан я тебе рассказывал.

Вчера (в четверг) сначала побывали в библиотеке св. Амброзия, где видели несколько знаменитых рукописных книг и два превосходных палимпсеста, а также библию с ирландскими глоссами не то шестого, не то седьмого века, которые были прочтены Тоддом, Уитли Стоуксом и другими исследователями; кроме того, там неплохое собрание картин, в частности коллекция рисунков и набросков мелом Рафаэля — по-моему, гораздо более интересных, чем его полотна, — хорошие работы Гольбейна и Альбрехта Дюрера.

Потом — в картинной галерее. Несколько хороших полотен Корреджо и Перуджино; жемчужина всей коллекции — прелестная «Мадонна» Бернардино, стоящая на фоне решетки, увитой розами, которые восхитили бы Морриса и Россетти; другую его «Мадонну», на фоне лилий, мы видели в библиотеке.

Милан — это второй Париж. Дивные аркады и галереи; весь город — сплошной белый камень и позолота. Превосходно пообедали в ресторане Биффи и запили обед отличным астийским вином, похожим на хороший сидр или на сладкое шампанское. Вечером слушали новую оперу, «Долорес», сочиненную молодым маэстро Аутери; местами это неплохая имитация Беллини, есть два-три изящных рондо, но общее впечатление — немелодичные вопли. Тем не менее неистовый восторг публики не знал границ. Каждые пять минут поднималась буря рукоплесканий и со всех сторон зала неслись крики «Браво!», после чего все исполнители в бурном порыве бросались звать композитора, который сидел в ближайшей ложе, готовый выскочить на сцену при малейшем намеке на одобрение. Этакий тщедушный субъект, который для выражения переполнявших его чувств прикладывал свою немытую руку к несвежего вида рубашке, бросался в экстазе на шею примадонне и посылал всем нам воздушные поцелуи. Выходил он не меньше девятнадцати раз, пока наконец на сцену не вынесли три венка, один из которых — зеленый лавровый венец с зелеными же лентами — и был водружен ему на голову, но так как голова у него очень узкая, венец спереди покоился на его длиннющем костистом носу, а сзади — на грязном вороте. Не видал ничего нелепее всей этой сцены. Опера, если не считать пары удачных мест, начисто лишена художественных достоинств. В театре была принцесса Маргарита, очень породистая и бледная.

Пишу я это в красивом месте — городке Арона на Лаго-Маджоре. Махэффи и юный Гулдинг остались в Милане и поедут оттуда в Геную. За неимением денег я вынужден был расстаться с ними и чувствую себя очень одиноким. Мы замечательно путешествовали.

Дилижанс отправляется сегодня в двенадцать. Мы поедем через Симплонский перевал почти до Лозанны — восемнадцать часов в дилижансе. Завтра вечером (в субботу) буду в Лозанне.

Твой Оскар

2. Уильяму Уорду [17

Дублин, Меррион-сквер Норт, 1

[Среда 26 июля 1876 г. Почтовый штемпель — 27 июля 1876 г.]

Дружище, признаться, я не числю себя прихожанином Храма Разума. Ведь разум мужчины — это, по-моему, самый лживый и дурной советчик на свете, не считая разве что разума женщины. Вера, на мой взгляд, есть яркий свет стезе моей, хотя это, конечно, экзотический побег в нашем сознании, нуждающийся в постоянном уходе. Моя матушка, наверное, согласилась бы с тобой. Делая исключение для народа, которому догма, по ее мнению, необходима, она отвергает религиозные предрассудки и догмы во всех формах, и особенно идею священника и таинства, стоящих между нею и Богом. У нее очень сильна вера в ту ипостась Бога, которую мы называем духом святым, — в божественный разум, коему сопричастны все мы, смертные. В этой вере она очень крепка. Хотя иной раз ее, конечно, тревожат разлад и несовершенство мира, когда ей случается заглянуть в книгу философа-пессимиста.

Перейти на страницу:

Все книги серии Символы времени

Жизнь и время Гертруды Стайн
Жизнь и время Гертруды Стайн

Гертруда Стайн (1874–1946) — американская писательница, прожившая большую часть жизни во Франции, которая стояла у истоков модернизма в литературе и явилась крестной матерью и ментором многих художников и писателей первой половины XX века (П. Пикассо, X. Гриса, Э. Хемингуэя, С. Фитцджеральда). Ее собственные книги с трудом находили путь к читательским сердцам, но постепенно стали неотъемлемой частью мировой литературы. Ее жизненный и творческий союз с Элис Токлас явил образец гомосексуальной семьи во времена, когда такого рода ориентация не находила поддержки в обществе.Книга Ильи Басса — первая биография Гертруды Стайн на русском языке; она основана на тщательно изученных документах и свидетельствах современников и написана ясным, живым языком.

Илья Абрамович Басс

Биографии и Мемуары / Документальное
Роман с языком, или Сентиментальный дискурс
Роман с языком, или Сентиментальный дискурс

«Роман с языком, или Сентиментальный дискурс» — книга о любви к женщине, к жизни, к слову. Действие романа развивается в стремительном темпе, причем сюжетные сцены прочно связаны с авторскими раздумьями о языке, литературе, человеческих отношениях. Развернутая в этом необычном произведении стройная «философия языка» проникнута человечным юмором и легко усваивается читателем. Роман был впервые опубликован в 2000 году в журнале «Звезда» и удостоен премии журнала как лучшее прозаическое произведение года.Автор романа — известный филолог и критик, профессор МГУ, исследователь литературной пародии, творчества Тынянова, Каверина, Высоцкого. Его эссе о речевом поведении, литературной эротике и филологическом романе, печатавшиеся в «Новом мире» и вызвавшие общественный интерес, органично входят в «Роман с языком».Книга адресована широкому кругу читателей.

Владимир Иванович Новиков

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Письма
Письма

В этой книге собраны письма Оскара Уайльда: первое из них написано тринадцатилетним ребенком и адресовано маме, последнее — бесконечно больным человеком; через десять дней Уайльда не стало. Между этим письмами — его жизнь, рассказанная им безупречно изысканно и абсолютно безыскусно, рисуясь и исповедуясь, любя и ненавидя, восхищаясь и ниспровергая.Ровно сто лет отделяет нас сегодня от года, когда была написана «Тюремная исповедь» О. Уайльда, его знаменитое «De Profundis» — без сомнения, самое грандиозное, самое пронзительное, самое беспощадное и самое откровенное его произведение.Произведение, где он является одновременно и автором, и главным героем, — своего рода «Портрет Оскара Уайльда», написанный им самим. Однако, в действительности «De Profundis» было всего лишь письмом, адресованным Уайльдом своему злому гению, лорду Альфреду Дугласу. Точнее — одним из множества писем, написанных Уайльдом за свою не слишком долгую, поначалу блистательную, а потом страдальческую жизнь.Впервые на русском языке.

Оскар Уайлд , Оскар Уайльд

Биографии и Мемуары / Проза / Эпистолярная проза / Документальное

Похожие книги

Браки совершаются на небесах
Браки совершаются на небесах

— Прошу прощения, — он коротко козырнул. — Это моя обязанность — составить рапорт по факту инцидента и обращения… хм… пассажира. Не исключено, что вы сломали ему нос.— А ничего, что он лапал меня за грудь?! — фыркнула девушка. Марк почувствовал легкий укол совести. Нет, если так, то это и в самом деле никуда не годится. С другой стороны, ломать за такое нос… А, может, он и не сломан вовсе…— Я уверен, компетентные люди во всем разберутся.— Удачи компетентным людям, — она гордо вскинула голову. — И вам удачи, командир. Чао.Марк какое-то время смотрел, как она удаляется по коридору. Походочка, у нее, конечно… профессиональная.Книга о том, как красавец-пилот добивался любви успешной топ-модели. Хотя на самом деле не об этом.

Дарья Волкова , Елена Арсеньева , Лариса Райт

Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Проза / Историческая проза / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия
Сталин. Жизнь одного вождя
Сталин. Жизнь одного вождя

Споры о том, насколько велика единоличная роль Сталина в массовых репрессиях против собственного населения, развязанных в 30-е годы прошлого века и получивших название «Большой террор», не стихают уже многие десятилетия. Книга Олега Хлевнюка будет интересна тем, кто пытается найти ответ на этот и другие вопросы: был ли у страны, перепрыгнувшей от монархии к социализму, иной путь? Случайно ли абсолютная власть досталась одному человеку и можно ли было ее ограничить? Какова роль Сталина в поражениях и победах в Великой Отечественной войне? В отличие от авторов, которые пытаются обелить Сталина или ищут легкий путь к сердцу читателя, выбирая пикантные детали, Хлевнюк создает масштабный, подробный и достоверный портрет страны и ее лидера. Ученый с мировым именем, автор опирается только на проверенные источники и на деле доказывает, что факты увлекательнее и красноречивее любого вымысла.Олег Хлевнюк – доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Международного центра истории и социологии Второй мировой войны и ее последствий Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики», главный специалист Государственного архива Российской Федерации.

Олег Витальевич Хлевнюк

Биографии и Мемуары