Письма

Реформы коснулись и одной из ключевых сфер для судеб общества – образования духовенства. «Эллино-греческое училище», открывшееся в Москве в 1685 году, вскоре преобразуется в Славяно-латинскую академию, получившую в 1775 году название «Славяно-греко-латинской академии». Выходцами из Малороссии и Польши повсеместно были учреждены школы латинского образца, широко открывшие двери для проникновения в Россию западной богословско-философской литературы, которая, несомненно, приучала умы к систематической мысли, но была чуждой православному мироощущению. Язык светской и церковной культуры XVIII века причудлив и странен для русского уха – в нем господствуют латынь и полонизмы, облекающие богословие того времени, словно легкое и фривольное западное платье человека, с риском для своего здоровья поспешающего за иноземной модой.

На фоне XVIII века личность святителя Тихона поражает, с одной стороны, своей беззащитной искренностью, а с другой – духовной силой и чистотой вероисповедания, пронесенной им через всю жизнь и, в конечном счете, позволившей его душе победить мир.

«…Сие было до пострижения моего в монашество… В месяце мае ночь была весьма приятная, тихая и светлая: я вышел из келии на крыльцо, которое на северную сторону было, и стоячи размышлял о вечном блаженстве. Вдруг небеса разверзлись, и там такое сияние и светлость, что бренным языком сказать и умом понять никак невозможно; но только сие было кратко, и паки небеса во своем виде стали, и я от того чудного явления более горячее желание возымел ко уединенной жизни»[3]. Будущий архипастырь принял монашеский постриг в Лазареву субботу 1758 года с именем Тихон[4], в честь святителя Тихона, епископа Амафунтского, а через несколько месяцев был рукоположен во иеромонаха и назначен инспектором Новгородской семинарии. Вступление на стезю послушаний ученого монашества – набравшего силу сословия нового времени – стало началом его стремительного восхождения по иерархической лестнице. Через год он уже архимандрит, настоятель Желтикова, а затем Отроча монастырей и ректор духовной семинарии в Твери, член Духовной Консистории.

«Я никогда не мыслил о важном сане… У меня были мысли непременно куда-нибудь удалиться в пустынный монастырь, пострищись в монахи и проводить уединенную жизнь»[5]

,– говорил святитель своему келейнику Василию Чеботареву. Но Промысл Божий судил иначе. Всего через три года по принятии монашеского пострига, на 37-м году жизни, архимандрит Тихон был облечен саном и властью архиерея: при избрании в Синоде викария Новгородской епархии жребий трижды пал на него. 13 мая 1761 года в Петропавловском соборе совершилась его хиротония во епископа, а в феврале 1763 года указом императрицы Екатерины II он был определен на Воронежскую кафедру – одну из самых бедных и неблагополучных в стране. В Воронеж святитель прибыл из Москвы, где, по распоряжению императрицы, присутствовал на последнем заседании в суде над Ростовским митрополитом Арсением (Мацеевичем), который открыто противостоял политике императрицы, отстаивая неприкосновенность церковного достояния. Лишенный сана и священства, владыка Арсений был сослан на север в отдаленный монастырь, а в 1767 году расстрижен и под именем «преступник Андрей Враль» заточен в каземат Ревельской крепости, где и скончался через 5 лет.

Святитель Тихон был настолько потрясен процедурой лишения сана престарелого владыки, что испытал настоящее нервное расстройство: всю дорогу его мучили сильные головные боли, и даже спустя несколько месяцев по приезде в епархию он не мог служить литургию, так как временами терял сознание[6]. Эти недуги будут сопровождать его всю жизнь. Он обращается в Синод с просьбой уволить его на покой по болезни, но получает отказ.

«Пастыри да будут единого духа и мысли со Христом:

сие да мудрствуется в них, еже и во Христе Иисусе

(Флп. 2, 5)»

(Письма Келейные, 99)