Читаем Письма Г. В. Адамовича И. В. Одоевцевой и Г. В. Иванову (1955–1958) полностью

Сегодня, par le meme courrier308, я напишу Полякову обо всем этом. Поляков – и мой друг, и вообще человек верный, прямой. Я ему все изложу и попрошу переговорить с Вейнбаумом en principe. Можно бы попросить и Цвибака, но Цвибак наобещает больше, а сделает меньше и в случае чего увильнет.

Если хотите, в подписи можно взять Померанцева, известного философа. Вообще, список – по Вашему усмотрению, особенно в Америке. Я написал Полякову, что будут знаменитые подписи! На историю со Смоленским309 не обращайте внимания. Водов преувеличивает ее значение. Собака лает, ветер носит, особенно, если собака подвалила.

Пока все, ввиду болезни. Я предполагаю, что это опять ямайский грипп, по отвратительному самочувствию.

Ваш Г. А.

45. Г. В. Адамович – И. В. Одоевцевой

Paris 31/ III–58

Дорогой друг Мадам

Я был сегодня утром в Земгоре (malgre310 38°, которые не проходят! Но это я упоминаю не в заслугу себе, а просто так. Выхожу я все равно, а почему жар – не знаю).

Долгополов – invisible311, о чем меня предупредил Ермолов. У него умер сын, он потрясен, никого не хочет видеть и т. д. Все делает Недошивина, у которой я и имел долгую аудиенцию.

Она обещает сделать все возможное и говорит, что все прежние доводы (будто Вы «трудные» жильцы) отпали, т. к. в Hyeres у Вас хорошая репутация. Докторское свидетельство я ей передал, но она сразу сказала, что предпочитает действовать не по «медицинской» линии, а по культурной и писательской: докторские свидетельства не имеют значения, т. к. они есть у всех. Сегодня или завтра будет какое-то заседание, на котором эти дела решаются, и она мне твердо сказала, что будет Вас всеми силами отстаивать перед другими кандидатами. Ей можно верить, она едва ли виляет, а говорит прямо то, что знает.

Но на Cormeilles пока нет надежды. Почему? Она говорит, что перевод из одного района в другой вообще встречает препятствия (кажется, у французов), а в Cormeilles – особенно, и если это сделать, будет много осложнений. Как я ни настаивал, она не уступила: нет, в Cormeilles – не могу. Я упомянул о сырости в Gagny (с Ваших слов). Она рассмеялась и говорит, что сырость именно в Cormeilles, где с трех сторон три речки. Ну, словом, она будет устраивать Gagny или Sevres, где открыт новый, небольшой дом, по ее словам, очень хороший, и сообщение с Парижем очень хорошее: 15 минут с Gare St-Lazar, масса поездов.

Вас, вероятно, это огорчит. Но другого я не мог добиться, и главный мой довод – что юг Жоржу вреден – тут не действует. Это она мне и сказала. Кроме того, если Вы попадете в Gagny или Sevres, то на месте, м. б., сами устроите переезд, сговорившись с кем-нибудь из жильцов. Я спросил Недошивину, можно ли будет это сделать: она только развела руками, «не знаю». Но не сказала, что нельзя.

Сейчас свободных комнат нет ни в одном из трех домов. Но если Вас поставят первыми кандидатами, едва ли ждать придется долго. Однако, как я ни спрашивал: «когда?» – точного ответа не добился, даже приблизительно. Но я поговорю в среду с Тер-Погосяном. Я хотел его видеть раньше, но Вы мне писали, что «Gagny – ни за что», а он – именно Gagny. А раз пока на Cormeilles надежд нет, то надо браться за Gagny. Если Вы никак на это не согласны, напишите сейчас же. Но по-моему, это будет ошибкой. О письме от Союза (Зайцев) Недошивина упомянута без большого уважения, и верно, письмо – чисто формальное. Кстати, Madame, Вы пишете: «действуйте, действуйте вместе с Водовым». Водов – милейший человек, но упоен газетой, ничем, кроме газеты, не интересуется, и все его действия – «слова, слова». Опять, я не в пользу себе это говорю, и Вы, надеюсь, это поймете! Но мало людей, которым можно верить в смысле действий, а не слов. «Человек человеку – бревно», единственно, что хорошо сказал покойник Ремизов, любимый Ваш и Жоржа писатель.

Ну, вот, chere Madame, и все, что могу сообщить. А если получу от Вас опять дерзостное и гневное письмо: «я думала! я ждала!» – то заранее примиряюсь. Только это будет напрасно, ибо делаю, что в силах. Недошивина обещала написать мне, как только что-нибудь сделает. Я хотел ей звонить, встретиться: «нет, я Вам напишу», т. к. она будто бы все время в разъездах и даже сегодняшнее свидание наше назначила с трудом. Как только получу от нее что-нибудь, извещу сейчас же. И о разговоре с Тер-Погосяном.

Как Жорж? Bon loisirs pour vous deux312.

Ваш Г. А.

P. S. Литература.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Том 4. Материалы к биографиям. Восприятие и оценка жизни и трудов
Том 4. Материалы к биографиям. Восприятие и оценка жизни и трудов

Перед читателем полное собрание сочинений братьев-славянофилов Ивана и Петра Киреевских. Философское, историко-публицистическое, литературно-критическое и художественное наследие двух выдающихся деятелей русской культуры первой половины XIX века. И. В. Киреевский положил начало самобытной отечественной философии, основанной на живой православной вере и опыте восточно-христианской аскетики. П. В. Киреевский прославился как фольклорист и собиратель русских народных песен.Адресуется специалистам в области отечественной духовной культуры и самому широкому кругу читателей, интересующихся историей России.

Александр Сергеевич Пушкин , Алексей Степанович Хомяков , Василий Андреевич Жуковский , Владимир Иванович Даль , Дмитрий Иванович Писарев

Эпистолярная проза
Андрей Белый и Эмилий Метнер. Переписка. 1902–1915
Андрей Белый и Эмилий Метнер. Переписка. 1902–1915

Переписка Андрея Белого (1880–1934) с философом, музыковедом и культурологом Эмилием Карловичем Метнером (1872–1936) принадлежит к числу наиболее значимых эпистолярных памятников, характеризующих историю русского символизма в период его расцвета. В письмах обоих корреспондентов со всей полнотой и яркостью раскрывается своеобразие их творческих индивидуальностей, прослеживаются магистральные философско-эстетические идеи, определяющие сущность этого культурного явления. В переписке затрагиваются многие значимые факты, дающие представление о повседневной жизни русских литераторов начала XX века. Важнейшая тема переписки – история создания и функционирования крупнейшего московского символистского издательства «Мусагет», позволяющая в подробностях восстановить хронику его внутренней жизни. Лишь отдельные письма корреспондентов ранее публиковались. В полном объеме переписка, сопровождаемая подробным комментарием, предлагается читателю впервые.

Александр Васильевич Лавров , Джон Э. Малмстад

Эпистолярная проза
Все думы — о вас. Письма семье из лагерей и тюрем, 1933-1937 гг.
Все думы — о вас. Письма семье из лагерей и тюрем, 1933-1937 гг.

П. А. Флоренского часто называют «русский Леонардо да Винчи». Трудно перечислить все отрасли деятельности, в развитие которых он внес свой вклад. Это математика, физика, философия, богословие, биология, геология, иконография, электроника, эстетика, археология, этнография, филология, агиография, музейное дело, не считая поэзии и прозы. Более того, Флоренский сделал многое, чтобы на основе постижения этих наук выработать всеобщее мировоззрение. В этой области он сделал такие открытия и получил такие результаты, важность которых была оценена только недавно (например, в кибернетике, семиотике, физике античастиц). Он сам писал, что его труды будут востребованы не ранее, чем через 50 лет.Письма-послания — один из древнейших жанров литературы. Из писем, найденных при раскопках древних государств, мы узнаем об ушедших цивилизациях и ее людях, послания апостолов составляют часть Священного писания. Письма к семье из лагерей 1933–1937 гг. можно рассматривать как последний этап творчества священника Павла Флоренского. В них он передает накопленное знание своим детям, а через них — всем людям, и главное направление их мысли — род, семья как носитель вечности, как главная единица человеческого общества. В этих посланиях средоточием всех переживаний становится семья, а точнее, триединство личности, семьи и рода. Личности оформленной, неповторимой, но в то же время тысячами нитей связанной со своим родом, а через него — с Вечностью, ибо «прошлое не прошло». В семье род обретает равновесие оформленных личностей, неслиянных и нераздельных, в семье происходит передача опыта рода от родителей к детям, дабы те «не выпали из пазов времени». Письма 1933–1937 гг. образуют цельное произведение, которое можно назвать генодицея — оправдание рода, семьи. Противостоять хаосу можно лишь утверждением личности, вбирающей в себя опыт своего рода, внимающей ему, и в этом важнейшее звено — получение опыта от родителей детьми.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Павел Александрович Флоренский

Эпистолярная проза