Читаем Письма Г. В. Адамовича И. В. Одоевцевой и Г. В. Иванову (1955–1958) полностью

Я для «Опытов» перебираю письма Зинаиды102, почти во всех есть что-нибудь плохое о других, чаще всего о Бунине или Ходасевиче. Но кое-что нейтральное я выберу. Да, читали Вы письма Цветаевой к Штейгеру?103 Я давно не читал ничего столь бабьего и вздорного, о чем и сообщил Иваску, на что он мне ответил, что я Цветаеву «не понимаю». Говорят, она, разочаровавшись в любовных способностях Штейгера104, набросилась потом на Аллу Головину105. Я за ней этого не знал.

Ну, «assez de musique comme cela»106 (откуда? – надо знать русскую литературу!).

До свидания, шер мадам, а также Жорж, не желавший дважды поклониться по свойственной ему гордости. А до чего горд Оцуп, если бы Вы видели! Я его спросил, как Диана. Он помолчал, вытянул нижнюю губу и сказал: «Диана Александровна – вне… Европы». Даже в этом идиот, «вне Европы»!

Пишите и пишите, а то не пошлю лекарства. Впрочем, пошлю его в понедельник.

Ваш Г. А.

14. Г. В. Адамович – И. В. Одоевцевой

7, rue Frederic Bastiat Paris 8

Chere Madamotchka Спасибо за письмо. Я уж беспокоился: что с Вами? Вы существо общительное, а вдруг исчезли. Буду ли я в Ницце летом? Если буду жив, буду, и вообще не представляю себе лета в другом месте. Новые пейзажи меня не привлекают. Но я поеду autocar’oм, через Гренобль, это и приятнее, и дешевле, – так что «заехать» к Вам никак не могу. Но вообще-то непременно к Вам с визитом явлюсь, тоже, однако, если буду жив. Надеюсь быть в Ницце во второй половине июля, или, вернее, около 14–15, ну, а там спишемся. Я не понял, приехал ли к Вам Макеев107

совсем, как жилец, или в гости. Если совсем, Вам, верно, приятно, да и прибавка к прокурору или губернатору в качестве супиранта на побегушках.

В Париже я уже три дня, мало кого еще видел, только Кантора и Бахраха. Вы спрашиваете, что я думаю о книжке Струве108. Ничего не думаю. Я о ней слышал и слышу со всех сторон, но на старости лет предпочитаю избегать раздражений и всего прочего, а так как обо мне там, по слухам, написаны всякие гадости, то я ее и не собираюсь читать. Собака лает, ветер носит. Хочу только сделать Терапиане реприманд109 за слишком вежливо-почтительную рецензию на эту собаку110. По-моему, Терапиано – лиса, «и нашим, и вашим». Да, еще Вы интересуетесь Марковым. Вишняк pour une fois111 совершенно прав112: Марков сочинил развязный вздор, Бог знает что (но есть почтительная фраза о Жорже)

113. Кстати, и о «Моцарте»114 в «Новом журнале» – тоже вздор, и как все это написано! Но Иваск и Цетлина просили меня «помочь», «поддержать», т. е. написать отзыв115, чтобы не давать его змее-Аронсону: не мог же я «помогать», говоря, что № скверный. Да еще там мне устроена реклама, на что Вишняк и намекнул деликатно: в трех статьях я упоминаюсь116, что крайне глупо. Самое лучшее – скажите Жоржу! – что Татищев написал, что русская поэзия началась с нашего перевода С.-Ж.-Перса!117 А мы и не знали.

Ну вот – все это суета и гиль! Только бы льнули девчонки118

и так далее. Лидины стихи119, конечно, трогательны и кое-где с прелестью, – но кое-где и с кашей.

До свидания и примите сердечный поклон и поцелуй. Если Макеев у Вас – кланяйтесь. У меня к нему – всегда была симпатия, еще с «Дней»120, когда он давал 20 франков авансу очень мило. Чем был souffrant121 Жорж? Напишите мне, пожалуйста, еще в Париж. Только обратите внимание, как пишется мой адрес.

Ваш Г. А.

15. Г. В. Адамович – И. В. Одоевцевой

4, avenue Emilia chez Mme Lesell Nice 25/VII–56
Перейти на страницу:

Похожие книги

Том 4. Материалы к биографиям. Восприятие и оценка жизни и трудов
Том 4. Материалы к биографиям. Восприятие и оценка жизни и трудов

Перед читателем полное собрание сочинений братьев-славянофилов Ивана и Петра Киреевских. Философское, историко-публицистическое, литературно-критическое и художественное наследие двух выдающихся деятелей русской культуры первой половины XIX века. И. В. Киреевский положил начало самобытной отечественной философии, основанной на живой православной вере и опыте восточно-христианской аскетики. П. В. Киреевский прославился как фольклорист и собиратель русских народных песен.Адресуется специалистам в области отечественной духовной культуры и самому широкому кругу читателей, интересующихся историей России.

Александр Сергеевич Пушкин , Алексей Степанович Хомяков , Василий Андреевич Жуковский , Владимир Иванович Даль , Дмитрий Иванович Писарев

Эпистолярная проза
Андрей Белый и Эмилий Метнер. Переписка. 1902–1915
Андрей Белый и Эмилий Метнер. Переписка. 1902–1915

Переписка Андрея Белого (1880–1934) с философом, музыковедом и культурологом Эмилием Карловичем Метнером (1872–1936) принадлежит к числу наиболее значимых эпистолярных памятников, характеризующих историю русского символизма в период его расцвета. В письмах обоих корреспондентов со всей полнотой и яркостью раскрывается своеобразие их творческих индивидуальностей, прослеживаются магистральные философско-эстетические идеи, определяющие сущность этого культурного явления. В переписке затрагиваются многие значимые факты, дающие представление о повседневной жизни русских литераторов начала XX века. Важнейшая тема переписки – история создания и функционирования крупнейшего московского символистского издательства «Мусагет», позволяющая в подробностях восстановить хронику его внутренней жизни. Лишь отдельные письма корреспондентов ранее публиковались. В полном объеме переписка, сопровождаемая подробным комментарием, предлагается читателю впервые.

Александр Васильевич Лавров , Джон Э. Малмстад

Эпистолярная проза
Все думы — о вас. Письма семье из лагерей и тюрем, 1933-1937 гг.
Все думы — о вас. Письма семье из лагерей и тюрем, 1933-1937 гг.

П. А. Флоренского часто называют «русский Леонардо да Винчи». Трудно перечислить все отрасли деятельности, в развитие которых он внес свой вклад. Это математика, физика, философия, богословие, биология, геология, иконография, электроника, эстетика, археология, этнография, филология, агиография, музейное дело, не считая поэзии и прозы. Более того, Флоренский сделал многое, чтобы на основе постижения этих наук выработать всеобщее мировоззрение. В этой области он сделал такие открытия и получил такие результаты, важность которых была оценена только недавно (например, в кибернетике, семиотике, физике античастиц). Он сам писал, что его труды будут востребованы не ранее, чем через 50 лет.Письма-послания — один из древнейших жанров литературы. Из писем, найденных при раскопках древних государств, мы узнаем об ушедших цивилизациях и ее людях, послания апостолов составляют часть Священного писания. Письма к семье из лагерей 1933–1937 гг. можно рассматривать как последний этап творчества священника Павла Флоренского. В них он передает накопленное знание своим детям, а через них — всем людям, и главное направление их мысли — род, семья как носитель вечности, как главная единица человеческого общества. В этих посланиях средоточием всех переживаний становится семья, а точнее, триединство личности, семьи и рода. Личности оформленной, неповторимой, но в то же время тысячами нитей связанной со своим родом, а через него — с Вечностью, ибо «прошлое не прошло». В семье род обретает равновесие оформленных личностей, неслиянных и нераздельных, в семье происходит передача опыта рода от родителей к детям, дабы те «не выпали из пазов времени». Письма 1933–1937 гг. образуют цельное произведение, которое можно назвать генодицея — оправдание рода, семьи. Противостоять хаосу можно лишь утверждением личности, вбирающей в себя опыт своего рода, внимающей ему, и в этом важнейшее звено — получение опыта от родителей детьми.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Павел Александрович Флоренский

Эпистолярная проза