Письма и дневники

¹¹ Это одна из так называемых ксений (кратких язвительных четверостиший) Фридриха Шиллера – «Баловни счастья» (1786 г.) в переводе А. Струговщикова. Она напечатана на обороте листка отрывного календаря, вырезана и вклеена Станиславским в блокнот.

¹² Имеется в виду, вероятно, пушкинское замечание: «Есть два рода бессмыслицы: одна происходит от недостатка чувств и мыслей, заменяемого словами; другая – от полноты чувств и мыслей и недостатка слов для их выражения» (А. С. Пушкин. Полное собр. соч. в 16-ти тт., т. 11, с. 53–54, М., АН СССР, 1949).

Станиславский помечает, что высказывание Пушкина он нашел в статье Л. Я. Гуревич о «Профессоре Сторицыне» Л. Н. Андреева.

¹³ Решение о работе над «Тартюфом» было принято в Художественном театре летом 1912 г. Чтение комедии Мольера и беседа о ней с исполнителями состоялись 5 ноября, после чего Станиславский в ноябре – декабре вел репетиции. О «зерне роли» он беседовал 3 декабря (см. дневник репетиций, хранящийся в архиве ВЖ). Роль Тартюфа, согласно распределению, записанному в протокол от 5 ноября 1913 г., назначалась В. И. Качалову. Впоследствии репетировал также К. В. Бравич. Роль Эльмиры назначалась М. Н. Германовой.

Спектакль не был завершен, последняя запись в дневнике репетиций относится к 11 января 1913 г.

Истории Чехова

Запись является подготовительным материалом для воспоминаний о Чехове, над которыми Станиславский работал вместе с Сулержицким. Впервые эти воспоминания были опубликованы с сокращениями в альманахе «Шиповник», кн. 23, 1914 г., войдя в раздел «Из воспоминаний об А. П. Чехове в Художественном театре», составленный Л. А. Сулержицким, и имея подзаголовок: «Записано со слов К. С. Станиславского». Начало хранящейся в архиве К. С. рукописи написано Станиславским, далее – рукой Сулержицкого. Детали, содержащиеся в публикуемой ныне записи, в воспоминания, появившиеся в «Шиповнике», не вошли; в разделах «Моей жизни в искусстве», посвященных Чехову, они присутствуют в сильно переработанном виде.

¹⁴ Станиславский имеет в виду лето 1902 г., когда О. Л. Книппер была при смерти. Не имевший возможности выехать из Москвы Чехов спасался от городской духоты в расположенном близко к их дому саду «Эрмитаж».

¹⁵ Смирновы – родственники Алексеевых, жившие поблизости от Любимовки. О Лили, упоминаемой в записи, в «Моей жизни в искусстве» рассказывается: «Рядом, в семье наших соседей, жила англичанка, гувернантка, маленькое, худенькое существо с двумя длинными девичьими косами, в мужском костюме… Она обращалась с Антоном Павловичем запанибрата, что очень нравилось писателю. Встречаясь ежедневно, Чехов уверял англичанку, что он в молодости был турком, что у него был гарем, что он скоро вернется к себе на родину и станет пашой, и тогда выпишет ее к себе. Якобы в благодарность, ловкая гимнастка-англичанка прыгала к нему на плечи и, усевшись на них, здоровалась за Антона Павловича со всеми проходившими мимо, т. е. снимала шляпу с его головы и кланялась ею, приговаривая на ломаном русском языке, по-клоунски комичном:

«Здласьте! Здласьте! Здласьте!»

При этом она наклоняла голову Чехова в знак приветствия.

Те, кто видел «Вишневый сад», узнают в этом оригинальном существе прототип Шарлотты.

Прочтя пьесу, я сразу все понял и написал свои восторги Чехову. Как он заволновался! Как он усиленно уверял меня, что Шарлотта непременно должна быть немкой, и непременно худой и большой, как актриса Муратова, совершенно непохожая на англичанку, с которой была списана Шарлотта».

В сохранившихся письмах Станиславского к Чехову упоминаний о прототипе Шарлотты нет.

Помялова Александра Ивановна (1863–?) была артисткой МХТ в 1898–1905 и 1906–1909 годы.

¹⁶ Чехов и Книппер по приглашению Алексеевых провели несколько летних недель в Любимовке. Желая, чтобы гостям было в его доме как можно удобнее, Станиславский заранее представил им обитателей Любимовки, в том числе горничную Дуняшу – Авдотью Назаровну Копылову и Егора – Е. А. Говордовского. «У нас много типов… Недурен тип управляющего (он никогда ничем не управлял). Все ждут, когда можно будет его отправить на пенсию, и боятся почему-то сделать это… так он и живет… Все вокруг разрушается, а он живет в свое удовольствие, никогда не следит за хозяйством, так как у него неимоверные мозоли (так он говорит), которые мешают ему ходить» (Собр. соч., т. 7, с. 244). «Во время вашего пребывания я больше всего боюсь Егора. У него плохая школа и много пафоса. Если он задекламирует, гоните его и позовите Дуняшу, горничную, она поосновательнее» (Собр. соч., т. 7, с. 288).

В «Моей жизни в искусстве» написано, что основные черты Епиходова «взяты со служащего, который жил на даче и ходил за Антоном Павловичем. Чехов часто беседовал с ним, убеждал его, что надо учиться, надо быть грамотным и образованным человеком. Чтобы стать таковым, прототип Епиходова прежде всего купил себе красный галстук и захотел учиться по-французски».