Письма и записки Оммер де Гелль

Ошибку предшественника заметил П. Е. Щеголев. В «Книге о Лермонтове» (монтаж биографических материалов разной степени достоверности, сопровождаемый иногда краткими пояснениями) он опубликовал письмо от 26 августа 1840 года со следующим примечанием: «Висковатов (фамилия ученого писалась двояко. — А. Н.) сравнивает это место письма Омер де Гелль со сценой ночного нападения в «Княжне Мери», но не надо забывать, что «Герой нашего времени» тогда был уже написан. Впрочем, Лермонтов мог воспроизвести некоторые положения романа в жизни»[12]

. Последнее суждение не лишено проницательности: действительно, взаимоотношения «жизни» и «творчества» Лермонтова отнюдь не просты, поэт был склонен к воспроизведению в обыденном быту литературных ситуаций, что иногда дорого обходилось невольным участникам его «жизнестроительных» сюжетов[13]

. Но уж чего Лермонтов никак не мог, так это заставить Адель Омер де Гелль носить ботинки «цвета пюс» — точь-в-точь такие, как у ранее описанной им княжны Мери. Ну да мало ли какие бывают совпадения!

Годом раньше письма Омер де Гелль перепечатал другой серьезный историк литературы — Ю. Г. Оксман, включив их в качестве одного из приложений к подготовленному им изданию «Записок» Е. А. Сушковой.

Переиздания задали образ Лермонтова, гордого, одинокого и загадочного романтического гения, способного на экстравагантные поступки и насмешливо глядящего на светскую толпу. Такой Лермонтов просился в герои эффектного романического повествования — и романы о демоническом поручике не замедлили появиться.

В десятой книжке «Красной нови» за 1929 год публикуется повесть одного из самых популярных прозаиков той поры Бориса Пильняка «Штосс в жизнь». Опираясь в некоторых эпизодах на фабулу писем Омер де Гелль, сталкивая временные планы (николаевская эпоха и современность), свободно варьируя мотивы «Штосса», «Героя нашего времени» и лермонтовской лирики, перемежая монтаж документов с прямыми обращениями к умершему поэту, Пильняк создает напряженное до болезненности и внутренне безысходное повествование о трагической участи «неведомого избранника». Пошлость окружала Лермонтова, пошлость царит ныне там, где томился поэт. Карточная игра, демонические женщины, убийства, любовь к Омер де Гелль — вспышки света в беспросветной ночи, окружающей одинокого Лермонтова. «Жестокий» романтизм Пильняка — крик отчаяния художника, болезненно переживающего собственное одиночество.