Письма из ада

Исходила я залу, где потеряла жемчужину, но там ее не оказалось, ищу дальше по коридорам, в картинной галерее, где все семейные портреты. Вот образ моего оскорбленного супруга! Напрасно я ловлю в его глазах хоть тень прощения, они неумолимо глядят на меня! Вот и дети мои, но и в их лицах не вижу я нежности! Много поколений пережило в этом старом доме. Все знают, кто я и зачем прихожу. Мое ожерелье до сих пор переходит из рода в род, и я должна являться той, у которой оно находится, за несколько времени до смерти. Прежде меня страшились и не знали, как отвечать на мой вопрос: где моя жемчужина? Но теперь руку умирающей кладут на Библию и говорят: "Вот, где ее можно найти". Это не моя жемчужина, но на это возражать нельзя.

Она замолкла и оставила меня в раздумье.

Вот до чего доводит нас греховная мысль!

Эти безумные желания, эта страсть получили начало в мысли, в одной мысли!

О, друг мой, как нужна нам чистота помышлений, чтобы не впасть в искушение!

Двадцать седьмое письмо

Часто припомнится мне какая-нибудь мелодия, и тогда она преследует, мучает меня.

Ты не поверишь, до какой степени воспоминание о музыке может свести с ума в аду. Всякая гармония - такое противоречие всему существующему здесь, что мысль о ней раздражает, приводит в бешенство, в неистовство!

Чем прекраснее и нежнее звуки, носящиеся в моем уме, тем мучительнее они на меня действуют!

Как называлось это местечко среди гор в Самарии, где мы когда-то отдыхали. Кажется, Сихем или Сикар? Сказано, что тут Иаков плакал от радости при виде Рахили. Не знаю живописнее этого места. Вся долина представляет из себя сад, наполненный самой богатой растительностью. Но мы дорого поплатились за наше пребывание в этом рае. Жара была нестерпимая, и насекомые не давали нам покоя. Мы принуждены были пуститься в дорогу, хотя вскоре должны были остановиться снова для отдыха. Тут Лили начала опять свою беседу со мною, но прежде чем повторить тебе ее рассказ, я должен тебя предупредить, что я уверен в твоем удивлении в том, что Лили, не знавшая сомнений, веровавшая, как ребенок, могла с такой живостью описать борьбу человека неверующего. Этого я и сам не могу себе объяснить, да еще и в том, что я передаю рассказ, в котором вера играет главную роль, между тем как я здесь не имею никакого понятия о вере. Для тебя это будет казаться странным, необъяснимым. Уста мои повторяют, тогда как дух мой остается чужд содержанию рассказа. Он меня трогает, волнует, но ясно я не понимаю его. Бывало, стараясь представить себе наружность отсутствующих, я мог в воображении воскресить отдельные части их лиц: нос, рот, лоб, но в целом никак! Теперь я призываю образ Сына Божия со всей Его любовью, с Его милосердием - и напрасно. Лишь отдельными чертами представляется он мне.

Но довольно, приступаю к повествованию. Когда апостол Петр прощался с жителями Антиохии, чтобы отправиться в Рим, где должен был умереть мученической смертью, толпа сопровождала его до половины пути, где, наконец, благословив, он отпустил народ и продолжал путешествие в сообществе немногих. Вдруг он заметил, что за ним следует старик и понял, что он имеет что-нибудь ему сообщить. Тогда он приказал спутникам своим продолжать путь, а сам остановился.

- Сын мой, у тебя что-то на сердце?

- Не верой ли спасутся люди, отец? - отвечал старик.

- Так, сын мой, - сказал апостол, - разве у тебя нет веры?

- Вера у меня есть, но шаткая, неверная, потому я и не могу надеяться на нее, чтобы спастись. Бывали минуты, когда предо мной восставал образ Спасителя, я был счастлив своей верой.

Я не сомневался, что стоит мне попросить, чтобы получить, поискать, чтобы найти, постучать, чтобы отворены мне были двери неба. Но это были лишь минуты! Вероятно, гордость мешает моей вере, ибо чем ближе я чувствую себя к Спасителю, тем скорее предстоит мне падение. Я снова поднимаюсь, снова борюсь и все-таки не нахожу себе еще покоя.

Сколько слез я пролил над своею слабостью, сколько мучился в напрасной борьбе, то поднимаясь, то падая, хватаясь за имя Спасителя, держась за Него и все-таки не приобретая надежды на спасение. Я часто бываю близок к отчаянию, душа моя изнывает, я помышляю о словах апостола: "покажи свою веру в делах", и в этом не нахожу утешения, ибо все мои дела ничтожны. Ты, Святой Отец, плакал над своим падением однажды и поднялся, чтобы больше никогда не падать более, а я... заблудшая овца, которая не может никак найти входа в овчарню!

Апостол не вдруг ответил, но, сосредоточившись, сказал:

- Если не можешь справиться с твоей верой, то люби Спасителя. Старайся во всем доказать Ему твою любовь, все делай ради Него.

- Но ведь вера спасает, - сказал старик.

- Где сильная любовь, там не может не быть веры, - ответил апостол.