Письма из ада

Я начинаю привыкать к своему тяжелому положению. Живу опять по прежнему, но не по собственному желанию, а потому, что неведомая сила заставляет меня действовать так же, как прежде действовал на земле. Я, бывало, в обществе вижусь со старыми знакомыми. Ты удивился бы, если б я назвал тебе некоторых хороших людей, то есть таких, которые жили лишь для добывания насущного хлеба, не думали о ближнем и о том, что мы все дети одного Отца. Они заботились о своих семействах, делах и т. п., и в этой мелочности проходила жизнь их. Есть и такие, которые могут похвастать многими добрыми делами, но и они жили себе на погибель. Хвала мира ничего не стоит. О тех хозяйках, занятых лишь кухней, стиркой и детской, о тех отцах семейств, забывающих все, кроме домашнего, могу сказать одно: они наказаны здесь тем, что им делать нечего и они погибают от скуки. У них стремлений нет никаких, но зато былые привычки, которых удовлетворить нельзя, тревожат их покой. Я очень веселюсь с тех пор, как познакомился со всеми окружающими меня. В свете я был изящным, приятным, богатым, красивым молодым человеком, здесь я против своей воли играю ту же роль, воображая себя таким же. Все приглашают меня как вновь прибывшего. Духи любят разнообразие и новости. Недавно я был зван на вечер пьяниц, хотя не знаю, чем заслужил такую честь. Нам подали множество съедобного и всевозможных напитков, но каждый раз, как мы приближали к устам лакомый кусок или стакан вина, мы чувствовали одну пустоту и невольно завидовали иногда бедному крестьянину, питающемуся черным хлебом и рюмкой водки. Я дал бы все, чтоб иметь хоть такую скудную пищу, но действительную, которую мог бы осязать, а не воображать только! Тут мы подвержены искушениям Тантала: видим, но не пользуемся ничем и вместе с этим принуждены повторять одни и те же шутки, не выражающие веселья и чувствуя их пошлость. Присутствие женщин на наших пирах не развлекает нас, а увеличивает тоску. Часто удивляюсь я тому, как мог находить прежде удовольствие в этой мишуре, в которой принужден теперь искать напрасно развлечения. Правду сказал Ахиллес: "Лучше быть несчастным на земле, чем царем или героем в аду!" Безумны люди, лишающие себя жизни, в надежде найти за гробом лучшую долю. Но еще безумнее сокращающие ее своим вечным недовольством. Эти последние жалуются на судьбу, на ближних, постоянно оплакивают то или другое: в грустном созерцании мирских волнений и горестей не пользуются данными им минутами счастья и таким образом сами отравляют свою жизнь, преувеличивая темную сторону ее, не подозревая, что эти скоропреходящие неприятности - ничто в сравнении с тем, что мы переносим в аду. На земле иногда забываешься, находишь утешение в дружбе или в словах лести. Здесь нет иллюзий. Мы видим друг друга насквозь: разговаривая, знаем, какие недоброжелательные мысли скрываются под самыми нежными речами и, зная это, видя помыслы дурные, принуждены разыгрывать гнетущую, тяжкую, ненужную комедию. Многое открывается и разъясняется здесь. Вот примеры: А... был убит на дуэли. Он дрался за оскорбление, нанесенное его молодой супруге. Недавно он встречает здесь своего бывшего соперника и с горечью упрекает его в прошлом. Тот отвечает хладнокровно:

- Безумный, о чем бесишься? Забудем все и будем друзьями.

- О чем бешусь? - кричит А... - По-твоему безделка, что ты оскорбил мою жену и после того отнял у меня жизнь!

- Узнай же наконец истину, - отвечает тот. - Я был возлюбленным твоей жены, и когда роман этот наскучил мне, она отомстила клеветой!

Не знаю, стали ли они друзьями после этого, но неожиданное разъяснение обдало холодом.

Два родственника сидели вместе.

- Я создан был для стихотворения, - говорил один из них. - Мои первые произведения имели громадный успех!- Знаю это лучше тебя, ответил другой. - Я же писал критику о них во всех журналах.

- Ты?! Трудно же было тебе это сделать.

- Конечно, но я любил тебя так горячо, что все было мне нипочем.

Номер первый стал задумчив и после непродолжительного молчания сказал:

- Я был в моде, но вдруг критика изменилась, и, несмотря на все старания, я не мог уже найти издателя для своих творений.

- И это могу объяснить тебе: твоя мать говорила, что ты не имеешь ни малейшего авторского дарования, между тем как способности твои к торговле несомненны. Она умоляла меня со слезами спасти тебя от погибели. Я понял, что она права, и принял всевозможные меры, чтобы уничтожить твою литературную славу. Таким образом ты стал хорошим торговцем и патриотом.

- И попал в ад! Был ли бы я здесь, если б не помешали моему назначению!

- Не могу ответить на этот вопрос. Не знаю, открыла ли бы тебе поэзия двери рая. Но знаю, что я хлопотал о твоем благе.

Торговец-поэт отвернулся с негодованием от него.

Два монаха разговаривали между собою.

- Скажи мне, как попал ты в монастырь? - спрашивал один из них.

- Очень просто. Я любил Лизеллу Нери, она отвергла меня, я удалился от мира и всю жизнь раскаивался в своей глупости. А ты?