Григорьева Елена Валентиновна

Письма Из Италии : часть 1

Книги и статьи этого писателя-богослова я читала еще в 90-е, а познакомилась - причем совершенно фантастическим образом - в фейсбуке! - только в 2012. Однако еще более фантастическим оказалось, что в детстве мы были соседями - жили не только в одном переулке, но и в соседних домах. Тогда я послала своему адресату совсем еще свежую повесть 'Мое детство в Камергерском', и с тех пор началась наша переписка, которая длится уже более четырех лет. Так что моя повесть получила свое продолжение - иного уже рода. Я решила опубликовать часть писем своего необычного адресата, так как они представляют особый интерес - ведь писал их человек, видевший Б. Пастернака, знавший Феликса Светова и Зою Крахмальникову, отца Александра Меня и Георгия Чистякова, помнящий детали и подробности той еще жизни, с неизбывной любовью к Переделкинскому лесу и другим местам своей юности. Так, благодаря этим письмам мое детство в Камергерском продолжается, но уже с новыми действующими лицами... ************************************************* Итак, 1 часть, знакомоство, письма 2012-2013 годов....

20 мая 2012

Дорогая Елена, я прочел Ваш Камергерский, но это не Камергерский,

укоренившийся во мне как "проезд МХАТа", это - Вы. Вы погружаете

читателя в себя, и для меня это одновременно щемяще и недоступно. Вы

собираетесь это печатать? Где? Вы знаете, я много раз пытался,

совершить это погружение, но что-то выталкивало меня из себя. Я не мог

бы написать таких мемуаров. Я бы так же боялся взгляда

дедушки-читателя, как Вы его взгляда на что-то интимное. Но Вы эту

боязнь преодолели, я - нет. Она остается до старости.

Кстати, никакой позорной тайны в моей прописке на Камергерском (дом 2,

кв.5, писательский дом, тел Б9-40-34)) нет, так что, если хотите,

можете помянуть.

В августе буду в Москве. А Вы, наверное, нет?

Ваш

30 мая

Не надо быть в смятении, дорогая Елена, чем человек искренней, даже в незначащих деталях, тем подлинней. Это не у всякого есть такой дар - быть искренним до конца. И это меня не столько шокирует, сколько восхищает. Слишком личное - слишком настоящее. Что касается меня и моих отношений с Камергерским, где я жил до 20 лет, то он не вызывает у меня никакой ностальгии. Как и вообще город Москва. Как и вообще город. Ностальгию, которую по ее напору и неотступности можно сравнить с застарелой мучительной, неразделенной любовью, которая всегда с тобой у меня вызывает Переделкинский лес (и всякий лес вообще), тот, который начинается сразу за ул. Лермонтова. (Кусочек его я только что разместил на фейсбуке). Впрочем, здесь тоже уже начинается область слишком личного. С этого леса, позволю сказать, начинается для меня Россия, та, что живет за пределами городов. Если Вы читали "Взыскуя Лица", там можно услышать отголоски.

Ваш, с благодарностью.

Почему же, дорогая Елена, "камергерский" Ваш мир - для меня чуждый и непонятный? Вы написали, и он стал понятный и знакомый. И я в нем вполне освоился. Только не говорите слова "проблемы" вместо слова "жизнь", еще А. Шмеман советовал это слово игнорировать. Что касается леса, то до него от дачи Пастернака на ул. Павленко или Чуковского на ул. Серафимовича всего двадцать минут пешком. Вы выходите на ул. Тренева, пересекаете ул. Горького или наоборот сворачиваете на нее и идете до ул. Гоголя. Сворачиваете направо на Гоголя, проходите ее среди писательский дач и сразу входите в лес, пересекая ул. Лермонтова. Теперь уже до той тропы, до той просеки минут 10 ходьбы. И там будете ходить по живой душе. По моей, то есть.

Ваш

2 июня

Благодарю Вас, Елена, за то, что Вы оказались в тесном кругу настоящих

читателей моей книги, которых знаю наперечет. Среди них - кардинал

Джанфранко Равази, нынешний председатель папского совета по культуре,

написавший предисловие к итальянскому изданию "Взыскуя", как и

Ассоциация французских католических писателей, присудившая мне премию

за французский оригинал этой книги. Православных совсем мало. Книжные

наши лавки переполнены сочинениями, которые хорошо ли плохо, вращаются

вокруг веры, но не заходят внутрь, не прикасаются к сути. От чего, как

говорится, "за веру обидно". Она не сводится ни к догматике, ни к

житиям святых, ни к благочестивым советам о посте и молитве. Я

попытался построить некую апологетику "в образах", хотя в этих

образах, смею думать, есть не только поэзия, но и несколько мыслей.

Это была попытка построить религиозную философию без тягуче

академического стиля религиозной философии. Но может быть, мысли

мало кому нужны? У меня осталось впечатление, что за исключением

нескольких человек (Вы в их числе), никто не обратил на эту книгу

внимания. Утешаю себя утешением Цветаевой: "Разбросанным в пыли по

магазинам, где их никто не брал и не берет, моим стихам, как

драгоценным винам, настанет свой черед". Но это, конечно, скорее

самоирония.

Еще раз благодарю Вас.

С Духовым днем, который тоже очень люблю.

Ваш

4 июня

Вспоминаю стихи Баратынского: "Но я живу, а значит и мое кому-нибудь