Письма из Коврова

Мне понравилась его проза о культуре танца, о детских играх, о голосах поэтов и т. д., почти все открылось сердцу. Мне понравилось, как он умел разговаривать с людьми. Приходил какой-нибудь отряд красноармейцев его арестовывать или еще что-то, а он, дождавшись тишины, говорил: «Я хотел бы поговорить с кем-нибудь одним». Здорово! Ведь всегда есть этот «один». И совсем я была разволнована одним его стихотворением, которое попалось мне на глаза более чем кстати.

Бунтовщик

Беда тому, кто убедит глупца!Принявший истину на веру —Ею слепнет.

Вероучитель гонит пред собойЛишь стадо изнасилованных правдой:Насилье истинойГнуснее всех убийств.…Не мечи им истин, а взрывайПласты оцепенелых равновесий.

Когда находишь подтверждение своим мыслям у великих – это всегда потрясает. Так что у меня скоро будет потрясение мозга.

<…>

Я, конечно, привыкла уже за много лет к тому, что нельзя ничего ни от кого ждать, требовать и т. д. Просто этим летом случился запредел. Володя начал с друзьями строить. Это здорово, я этого ждала всю жизнь. Они строили туалет, тащили водопровод, ремонтировали трубу (рухнула труба печная). То одни люди приедут, то другие. Всех надо было кормить. К Машке, естественно, никто, кроме меня, не подходил. Готовка трудная, мытье посуды долгое. Накладывались заготовки – приходилось спасать урожай, а если добавлялась еще какательная процедура и работа на грядках, то не прав был Матфей, советующий жить одним днем. Приходилось сил просить или на полдня, или вообще на следующий час только. Мой организм давно сигналил о перегрузках. И вот в один момент он отказался от меня. Видимо, случился спазм оттого, что мозг израсходовал всю энергию. Свело ноги, они онемели и окоченели, сердце – вспархивающей птицей, и мир вокруг сырой и мягкий. Вот такой ужастик. Сильная головная боль. А так получилось, что Володин друг приехал с женой, Ириной, и она очень помогла мне. У меня были лекарства на все случаи. Все я выпила, и ровно через 15 минут стали появляться пальчики ног. А уже когда Ирина захотела кормить меня прямо в кровати на 2-м этаже, я совсем пришла в себя. Пока я отлеживалась, она доварила заготовки и закрыла вместе с Володей, сварила на всех ужин и осталась ночевать. Я лежала от слабости весь следующий день. Машу забрали. Мама взяла отпуск.

Маша пробыла 2 недели у мамы. Мы бегали, готовились к школе, покупали одежду, обувь, книжки, переезжали с дачи, много всего.

Сейчас у Машки спад. Плоховато ходит. Зато опять любит качаться на лошадке и методично разбирает игрушки, вынимая по одной из корзинки. Пройти, неся что-то в руках, пока не может. Очень боится. Любим играть с воздушным шариком: Машка хорошо его отталкивает от себя и ждет его возвращения. По-моему, высказывания стали более разнообразны. Не только дядя-га, но и мама-га.

Бывают такие моменты, когда припадешь к ней как к источнику. Человек, который рад просто твоему склоненному лицу, рад всегда, редкое счастье.

Сейчас вернулся этап, когда надо походить в одном ботинке, поработать в асимметричных позах, заново посидеть на корточках, поползать к цели и повставать к дивану. Чем и занимаемся.

<…>

Руки не заламываю, как одна из сестер, но все же хнычу: хочу в Москву. Кроликов нуждается в совете, а я – в выходе из круга.

До свидания.

М.

январь 2001 г.

Дорогая Маша!

Очень давно нахожусь в состоянии написания.

Если коротко: повредилась несущая конструкция. Красная лампочка давно моргала: перегрузки. Обстоятельства сложились так, что нагрузка просто увеличилась. Я понимала, что даром не пройдет. И вот настало время «Х», я собралась в Москву, и грянул гром. Я пересаживала Машку с горшка на горшок, что-то произошло ужасное в спине, и я грохнулась вместе с ней.

По закону жанра дома больше никого не было, телефон далеко. Сказать, что было больно – не сказать ничего. Машка оказалась под завалом. Надо бы набрать 911, да код Америки не помню, как назло! Я, как ни странно, еще три дня как-то жила, Наташка меня одевала, Машку волокла с кровати и обвязывала ее слюнявчиком. Я много раз говорила всем, что у меня что-то посерьезнее, чем ОРЗ.

На третий день, как в сказке, я плелась из кухни в комнату с чашкой кофе в одной руке и с книжкой – в другой и волшебно чихнула. Произошло обрушение всего из рук и замирание меня чуть ли не в вольтовой дуге.

Такое знакомое слово: невропатолог. И я туда же. Милый сердцу речевой оборот: постельный режим. Дорогие мне дни, когда, абсолютно без чувства вины, я могла целых три часа подряд не вставать. 10 дней капельниц, как небесная манна. Экстремальный отдых!

У меня давно есть эта, не имеющая цены, книга Пезешкиана «Психосоматика и позитивная психотерапия». Сломаюсь, но не сдамся – так он трактует произошедшее со мной. И не поспоришь.