Читаем Письма из Ламбарене полностью

Но надо сказать, что разведение новых плантаций отнюдь не становится невозможным из-за дождей, оно лишь до крайности затрудняется. Вместо того чтобы сжигать сучья и кустарник, приходится складывать все в кучи, для того чтобы на освободившемся месте между пнями и этими кучами сажать те или иные культуры. Оттого, что это не было сделано, сейчас на этих местах не растет вообще никаких плодовых деревьев.

В нашем районе голод не так ощутим, потому что, пользуясь судоходного частью Огове, можно снабжать этот край рисом, привозимым из Европы и Индии. Но в глубине страны, куда его на сотни километров приходится доставлять с помощью носильщиков, он только в очень малой степени может служить подспорьем к питанию. Поэтому голод там ощущается особенно остро, в то время как здесь он еще более или менее терпим. Если бы в самом начале голода своевременно посадили маис, самого худшего можно было бы избежать. Маис здесь созревает отлично и на четвертый месяц дает уже плоды. Но как только начала ощущаться нехватка продуктов, туземцы поели маис, оставленный для посадки. В довершение всего жители самых голодных районов ринулись в те места, где положение было лучше, и разграбили там плантации. От этого стали бедствовать и другие районы. Теперь ни у кого уже не хватает мужества что-нибудь сажать. Все равно ведь плантации станут добычею мародеров. И вот люди в деревнях сидят сложа руки и ждут своей участи.

Этот недостаток энергии и неуменье приспособиться к тяжелым условиям типичны для туземцев Экваториальной Африки и заставляют жалеть их. Допустим, что у них нет никакой растительной пищи. Но в лесу и на равнинах можно настрелять дичи. Два десятка вооруженных ножами и копьями мужчин могли бы окружить стадо кабанов и убить хотя бы одного зверя. Кабаны здесь далеко не так опасны, как в Европе. Однако голодающие негры не решаются на это: они сидят у себя в хижинах и ждут смерти — просто потому, что настал голод. К ним никак не применимы слова: «Голод в мир гонит», — а скорее уж: «От голода руки опускаются».

Мне рассказывают, что у одного европейца есть здесь охотник-негр, который, пользуясь его ружьем, настреливает обычно немало дичи. Когда начался голод, то, вместо того чтобы с еще большим рвением ходить на охоту, негр этот вместе с другими сидит на корточках у себя в хижине, чтобы так же, как и они, умереть с голоду. А меж тем предоставленное в его распоряжение ружье могло бы его спасти. Считается, что основное питание — это бананы и маниок. А раз это так, то, значит, без них жить нельзя. Загипнотизированные этим суждением, сотни и сотни людей сами обрекают себя на смерть.

* * *

В конце июля обновляю лиственную кровлю моего дома, где образовалось великое множество больших и маленьких дыр, сквозь которые проникают солнце и дождь. Необходимые для этого три тысячи обутов мы уже привезли за последние месяцы. Это заслуга доктора Нессмана, у которого есть способность еще красноречивее, чем я, убеждать своих пациентов, что по излечении они должны заплатить больнице эту дань.

Но где же найти тридцать человек, нужных для того, чтобы исполнить все кровельные работы? В больнице у нас последнее время лежат одни только тяжелобольные и полные инвалиды. И вот однажды в воскресенье решаюсь отправиться попытать счастье в деревни, расположенные по ту сторону реки. Найду ли я там людей? Я почти не надеюсь на. это, ибо сейчас такое время, когда все мужчины работают на лесных участках. Но тут по случаю какой-то серьезной палавры они возвратились в деревню. Нахожу их под большим деревом, где они слушают речь адвоката-негра. Иду меж ними от кучки к кучке и уговариваю иных из них сразу же, с понедельника, приехать ко мне помочь покрыть крышу. Продолжая путь, наталкиваюсь на гребцов г-на Роховяцкого, которые сидят в большом унынии. Оказывается, сегодня ночью, в то время как они были на пути к Ламбарене, гиппопотам опрокинул их лодку. Случись это не возле песчаного берега, а где-нибудь в другом месте, все бы они неминуемо потонули, ибо прибыли они сюда из отдаленных районов и плавать никто из них не умеет. Люди эти преисполнены такого страха перед водой и гиппопотамами, что мне не стоит большого труда убедить их провести день или два в полной безопасности у меня на крыше и к тому же заработать там подарок. Когда лодка их опрокинулась, они лишились всего, что у них было.

Таким образом, в понедельник на крыше у меня уже идет работа, и за несколько дней она покрыта. После этого мы вытаскиваем на берег наши каноэ, чтобы починить их и просмолить. Все эти работы необходимо успеть проделать до окончания сухого сезона.

Перейти на страницу:

Все книги серии Литературные памятники

Похожие книги

Тринадцать вещей, в которых нет ни малейшего смысла
Тринадцать вещей, в которых нет ни малейшего смысла

Нам доступны лишь 4 процента Вселенной — а где остальные 96? Постоянны ли великие постоянные, а если постоянны, то почему они не постоянны? Что за чертовщина творится с жизнью на Марсе? Свобода воли — вещь, конечно, хорошая, правда, беспокоит один вопрос: эта самая «воля» — она чья? И так далее…Майкл Брукс не издевается над здравым смыслом, он лишь доводит этот «здравый смысл» до той грани, где самое интересное как раз и начинается. Великолепная книга, в которой поиск научной истины сближается с авантюризмом, а история научных авантюр оборачивается прогрессом самой науки. Не случайно один из критиков назвал Майкла Брукса «Индианой Джонсом в лабораторном халате».Майкл Брукс — британский ученый, писатель и научный журналист, блистательный популяризатор науки, консультант журнала «Нью сайентист».

Майкл Брукс

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Прочая научная литература / Образование и наука / Документальное / Публицистика