Простите меня, папенька, что я Вас огорчаю, но его любовницей мне пришлось стать. (Обстоятельства и сожаления). Ранее я опасалась Вашей реакции и потому этого не писала. Я надеюсь, вы не встретитесь, и у Вас не будет соблазна из-за этого письма совершить оскорбление высокопоставленного духовного лица действием.
Настоящее имя он не назвал. Привык опасаться колдовства, а может, мести родственников невинно засуженных. Имя Клод не его (обоснование из наблюдений). Потому в письмах к нему называя его для маскировки братом, а в лицо – отцом Клодом, про себя я называла его «лжебрат Клод».
Еще один доминиканец был с ним на допросах. Я так поняла, он наблюдатель из другой партии кожаных поясов. Они до того отправляли кецалькўецпалину «ведьм» за выкуп. Сейчас главная партия лжебрата Клода, хотят захватить все сокровища кецалькўецпалина. Инки прежней партии наблюдают.
Кажется, «Клод» хотел переговорить, но шум воды мешал. А если орать, заметят.
Мецтли, оставаясь высоко на ильўикак, скрылась за близким западным хребтом. Отряд двинулся в путь. Тень хребта росла, мы старались оставаться в ней.
Я догадалась, что остальные шестеро инков были тремя такими же парами, как мои, из Майнца, Труа и Тулузы. Отойдя от Амолинальи, они стали расспрашивать о посланных ими (называя их по кличкам). Их интересовало не то, что они делали, а что говорили. Инки не могут думать как солдаты, даже когда надо.
«Клод» опять хотел было поговорить со мной, но все они следили друг за другом.
Покинув Науатилоцотль ранним утром понедельника, миновали овечью отару Мелиссы Мутонье. Она была одной из нас. Не стала трубить в тревожный рог, а успокоила встревоженных овец. Ее захватили с собой.
Овец оставили пастись. Инки запретили солдатам брать их для еды. Запах может разноситься далеко. Не время пировать.
Скрылись в лесу. Мецтли зашла. Зажгли факелы. Дошли до избушки лесниц.
Инки устроили суровый допрос лесниц Флоры и Фелиси Форестье и пастушек Шарлотты Бержé-де-Шеврё и Мелиссы Мутонье. Ведь их они не посылали как своих шпионок. Сперва называли их по кличкам, нарушая правило использовать клички только заочно, но запутались и бросили. Все допрошенные торжественно поклялись спасением души, что всеми помыслами с Отцами Святой Инквизиции. Были не союзницами, а пленницами врага Отца рода человеческого и Сына Его. Готовы подвергнуться сожжению, лишь бы душу спасти. Их торжественно простили за преступления (на самом деле мнимые, но об этом все умалчивали), которые привели их ранее на костер и велели служить против всех, живых и мертвых.
Я обрадовалась. Хоть их завербовала не я, но так и моих простят. А то мало ли, что договорено.
Помощницы, завербованные Августиной, на меня косились подозрительно. Хотя я молилась все время, как они. Я же пошла в Циуатлан – продалась за драгоценности и благосклонность Тенкутли. Только Шарлотта не косилась, мы вместе, надрываясь и обдирая в кровь ладони, тащили на веревке лодки через Науатилоцотль, мокли и мерзли от брызг и глохли от грохота. Я же старалась убедить всех, особенно инков, что с отвращением пошла в Циуатлан по необходимости. Себя старалась убедить, что правильно помогаю инкам, хотя не доверяю им ни на обол.
В предпасхальную субботу наемники не казали носу из лесу. Отдыхали вокруг избушки, пока в ней отдыхали инки. На свой манер: опять допрашивали пленниц по очереди. Меня тоже. Спрашивали бесконечно, ответов не слушали. То есть не совсем не слушали, не слушали удачных оправданий, а к неудачным цеплялись.
Особенно «Клод» и его напарник. Он не мог добиться от остальных согласия на мой допрос без них. Остальные тоже пытались допросить меня отдельно, ведь уже знали о жемчужине. Но у них не было оснований. Я же как бы была готова рассказать всем, но как только разговор приближался к этой теме, «Клод» исподтишка показывал мне кулак. А то и два, притиснув друг к другу и скручивая. О жемчужине друг при друге они не говорили. Цеплялись к другому.
Я писала про лодку, которую мы с Мартой упустили как бы нечаянно. На самом деле специально потихоньку спустили на веревке, чтобы они поймали, и стало ясно, что в туннель можно попытаться так проплыть. Чтобы замаскировать главное – когда предстоит попытка – я придумала целый рассказ с опасностями на горной реке. На случай, если кто прочтет. Не все ли равно, какой рассказ я придумала? Нет, они расспрашивали. Я же писала, что мы в лодке увлеклись разговором – нужна же была какая-нибудь причина для такой глупости! – и потому попали из озера в реку. – О чем был разговор? – Какой разговор? – Не советуем запираться. (Агрессивный допрос с недоверием к каждому слову, цеплянием к каждой оговорке и усиливающимися угрозами). Представляете себе?! Мои письма были у них с собой, так что они припомнили (перечисление сомнительных высказываний и поступков). С остальными наверняка было то же самое.
Мы уже не понимали, мы бывшие пленницы кецалькўецпалина и помощницы против него, или же прислужницы кецалькўецпалина, попавшие в плен к инкам.