Письма к Юлии Губаревой

В нашем городе-спруте полно советских гостей, иногда приходится дважды в день ездить из одного аэропорта в другой, и это утомительно настолько, что вчера Лена потеряла сознание, вернее, мягко села на пол. Сын Коля звонко крикнул мне: «Мама Лена в обморок упала», — и продолжал смотреть телевизор. А недавно Лена дала ему утром кашу, Николас помешал ее ложкой и говорит: «Это хунья». Лена спросила: «Что такое?» Он повторил: «Хунья». Выяснилось, что у папы этому слову научился. Писал я тебе, что его любимая игрушка — бабушкина вставная челюсть? Нашей бабке сделали неудачную челюсть, она ее забраковала и подарила Коле, и вот иногда я ночью вскрикиваю, обнаружив этот предмет у себя в постели.

Лена и мама тебе обязательно напишут, просто все измотаны, время от времени нездоровы, так что не сердись.

Настроение у меня неважное еще и потому, что мы безнадежно запутались в долгах из-за покупки дома + снизившихся заработков на радио (гласность) + уменьшившихся Лениных заказов (все та же гласность), в общем, советская демократизация разрушает местную прессу. «Наши» по-английски продались лучше, чем «Зона» и «Компромисс» вместе взятые, но все равно никаких потиражных (сверх аванса) я за книжку не получу. Ладно.

Сане Лурье сердечный привет. Надеюсь, он как видный литератор рано или поздно здесь объявится, и тогда я поведу его в какие-нибудь злачные места.

Всех общих знакомых обнимаю.

Твой.