Письма к сыну

Самые близкие друзья, когда они вдвоем, могут со всей откровенностью признаваться друг другу в своих ошибках, а порою – и в преступлениях, но вряд ли они станут запросто делиться своими маленькими слабостями, неловкими поступками и уязвленным самолюбием, доводящим человека до слепоты; для того чтобы позволить себе подобную откровенность, нужна та степень близости, которая есть у нас с тобой. У меня, например, был один очень достойный друг, с которым я был достаточно близок и мог говорить ему о его недостатках – у него их, правда, было не так уж много. Я называл ему их, он добродушно выслушивал меня, а потом себя исправлял. Но, вместе с тем, у человека этого были и кое-какие слабости, о которых я никогда не мог сказать ему прямо, сам же он их совершенно не замечал, и поэтому никакие намеки не помогали. У него была очень тощая и чуть ли не в ярд длиной шея; несмотря на это, поелику кошельки были в моде, он тоже считал нужным надевать на волосы кошелек и неукоснительно это делал, однако кошелек этот никогда не висел у него сзади, а при каждом движении головы выскакивал вперед, попадая то на одно плечо, то на другое. Он вбил себе также в голову, что ему надо иногда танцевать менуэт только потому, что это делают другие. И вот он пытался им подражать, причем беда была не только в том, что танцевал он из рук вон плохо; тощая фигура его выглядела при этом такой нескладной и неуклюжей, что, танцуй он даже с искусством Марселя, он все равно выглядел бы отменно смешным; такому увальню нечего было за это и браться. Я дал ему это понять, насколько позволяла наша дружба, но он не обратил на мои слова никакого внимания. Чтобы высказать ему все до конца и излечить его от этого недуга, надо было быть его отцом. Я им, по счастью, не был. Поглядишь на теперешних отцов, и кажется, что не так уж плохо быть сиротой, а поглядишь на сыновей, так кажется, что не так уж плохо остаться бездетным. Мы с тобой составляем, по-моему, исключение из этого правила, ибо я убежден, что ни ты, ни я не порвали бы связующих нас уз, если бы даже и могли это сделать.

Я надеюсь и верю, что ты будешь не только моим утешением в старости, но и моей гордостью, и я уверен, что стану помощником, другом и наставником твоей юности. Доверься мне безраздельно, в советах моих тебе не будет ни личной корысти, ни тайной зависти. Будь также уверен и в м-ре Харте. Однако могут обнаружиться кое-какие мелочи, которые тебе следует знать и необходимо исправить и о которых, при всей своей дружбе с тобой, он не сочтет возможным сказать тебе так откровенно, как я, в отношении же иных он может оказаться и менее опытным судьей, чем я, ибо не прожил столько лет в высшем свете.

Главным предметом нашего разговора будет не только чистота, но и изящество английского языка: тебе не хватает и того, и другого. Другим предметом будет государственное устройство нашей страны, которую ты в этом отношении знаешь хуже, чем любую другую страну в Европе. Внимание, манеры и уменье себя держать будут также частым предметом наших занятий, и всеми моими познаниями в этом важном и необходимом искусстве – искусстве нравиться – я поделюсь с тобой без утайки. Уменье одеваться в последнее время также требует к себе внимания – и я могу это доказать; следовательно, и оно будет предметом нашего разговора. Таким образом, лекции мои будут разнообразнее, а в некоторых отношениях и полезнее лекций профессора Мэско, и поэтому я, признаться, рассчитываю, что мне за них заплатят. Но так как тебе, может быть, не очень захочется расставаться с наличными деньгами, и к тому же мне не очень к лицу от тебя их принимать, я не буду на этом настаивать; оплатишь мои труды вниманием и применением моих советов на деле.

Прошу тебя, расставаясь со всеми своими друзьями, знакомыми и любовницами, если они у тебя есть в Париже, сделай так, чтобы они не только хотели твоего возвращения, но и сгорали от нетерпения увидеть тебя снова в Париже. Заверь их, что хочешь вернуться к ним, и постарайся, чтобы они приняли твои слова всерьез; скажи все avec onction et une espece d'attendrissement(257). В таких случаях почти все привыкли говорить одно и то же, разница только в манере, и, однако, разница эта очень велика.