Читаем Письма М.А. Алданова к И.А. и В.Н. Буниным полностью

А вот сообщение от 16.02.32: — "...Шлю Вам самый сердечный привет из Секретариата Лиги Наций. Получил от П. Нов.{25} аванс... и поскакал сюда... Буду писать статьи (если Милюков примет) — и для романа пригодится (это главная причина). Пишу из кофейни секретариата. За столом в нескольких шагах сидят большевики — Литвинов, Луначарский, Радек, б. генерал (эксперт) и Ланговой, тоже эксперт, сын царского министра! — ...Добавлю, что им латышские журналисты, подходившие ко мне, сказали, что это я, и они с улыбочками шепчутся. ..."

Видимо, ездить на аванс было не так уже приятно. 16 марта 1932 Алданов пишет: — "...Видно нет на земле не только "счастья", дорогой Иван Алексеевич, но и одинакового понимания "счастья": я больше всего хочу жить как Вы — в глуши и (всё-таки) на свободе (т. е. без обязательной ежедневной работы); а Вы "завидуете" моим поездкам!.... Одним словом я ездить закаялся, — только еще запутал свои дела всеми этими поездками... У Вас хоть надежды на Ноб. премию. А мне собственно и надеяться не на что..."

Во время пребывания Бунина в Париже зимой 1933 года Алданов писал Вере Николаевне следующее: — "...Вот Иван Алексеевич говорит (и не без основания), что и Париж удивил его своим равнодушием. Может быть "обобщать не надо", как пишут в передовых газетах, но спорить не буду: конечно, все тут очерствели, а уж писателями, даже и знаменитыми, теперь никто в "буржуазии" не интересуется. ..."

Общее экономическое и политическое положение не могло не сказаться и на газетах и журналах. 4 февраля 1933 года Алданов сообщает:

"...Две новости, одна приятнее другой: 1) общее сокращение... и жалований и построчной платы... 2) отрывки из романов не могут больше приниматься... Дела "Посл. Новостей" действительно стали много хуже... Сокращения идут и во всех французских газетах и журналах. ..."

Бунину, как и другим писателям, жилось нелегко. 1 июля 1933 Алданов сообщает, что решено устроить бридж в пользу Ивана Алексеевича. В это время Алданов становится всё мрачнее:

"...Человечество идет к черту — и туда ему и дорога. Не думайте, что это я, из самодовольства, изображаю провинциального демона. Нет, это мое самое искреннее убеждение..." (8 апреля 1933). А 10 сентября он пишет Бунину: "...Очень рад был Вашей открытке, — конец меня особенно поразил. Всем рассказываю о своей новой черте: любви к смерти. Это главное несчастье: и жизнь надоела и утомила до последнего, кажется, предела, — и умирать тоже нет охоты..." Дальше он прибавляет: "У меня всё то же: замучило безденежье...", а затем: "Другим еще хуже: Зайцеву, Шмелеву, Осоргину, не говоря о Бальмонте. Только это и слышишь. И ловишь себя на том, что вне работы только об этом и думаешь. ..."

Уже после получения Буниным Нобелевской премии Алданов пишет Вере Николаевне (26.02.34): — "Устраиваем бридж в пользу Ходасевича. Запрашивает меня о возможности своего чтения в Париже и Сирин. Вечера Ремизова, Шмелева. Всем очень трудно. Еще один я живу своим трудом — из всех, кажется, беллетристов. Для Мережковского Марья Самойловна{26} устраивает продажу книги с автографами. ..." 5 мая 1934 Алданов иронически извещает Веру Николаевну:

"...Одним словом жизнь кипит: похороны и юбилеи, юбилеи и похороны. ..."

Летом 1935 года в Париже происходил Съезд писателей. На съезд приехали и некоторые советские представители, среди них И. Эренбург и А. Толстой. Алданов спешит поделиться новостями с Буниными (письмо от 22.06.35): — "...только что услышал рассказ М. Струве{27} о вчерашнем съезде больш. писателей... Я не пошел "по принципиальным мотивам", хоть мне очень хотелось издали повидать Алешку

{28}, который приехал защищать культуру. Но Тэффи и Струве были. Тэффи окликнула Толстого, — они поцеловались на виду у всех и беседовали минут десять. Толстой спросил Тэффи, "что Иван{29}?", сказал, что получил Вашу открытку и "был очень тронут", сказал также, что Вас в СССР читают. Больше ни о ком не спрашивал.

Как ни странно, меня взволновало, что Толстой здесь... Толстая не приехала, — "дорого"..."

К этому письму приписка: — "Да, забыл главное: Толстой сказал, что в Москве ходят слухи, что Вы решили вернуться!! Что же Вы скрываете?!"

В следующем письме (Вере Николаевне, от 7 июля 1935) еще о Толстом:

"...Поляков-Литовцев{30} имел еще приватную долгую беседу с Толстым. Он рассказывал, что в СССР рай, что у него два автомобиля, что Сталин его любит (а он Сталина боготворит) и что его книги разошлись в четырех миллионах экземпляров (все вместе конечно). Поэтому, очевидно, в СССР и рай. Наталья Васильевна{31}, женив сына, поступила на какие-то высшие курсы: "у нас нельзя не учиться". О нас больше не спрашивал; впрочем и при первой встрече спросил только об Иване Алексеевиче. ..."

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное