Письма моей сестры

– Потом она захотела жить в доме с белыми каменными ступенями, чтобы ей прислуживали слуги и служанки. После этого она захотела жить во дворце. «Посмотри на королеву. Почему я не сижу на золотом троне? Почему на моей голове нет золотой короны?» Фея выполнила ее желания, но когда вернулась, услышала, как старушка жаловалась, что корона слишком давит ей на голову. «Почему я не могу жить в доме, который мне подходит?» – стонала старушка. «Ладно, хорошо, раз ты хочешь жить в доме, который тебе подходит, живи…» Старушка проснулась и обнаружила себя в уксусной бутылке. Там она и осталась до конца жизни.

– Вот и поделом ей.

– Я хорошо помню эту книжку. Мама читала ее нам с Беллс. А ты расскажи о своей семье, – прошу я. – Я была так прихлопнута собственными драмами, что ничего не знаю о тебе. Ты был близок с родителями?

– Не всегда. Я понял, что расстроил отца, когда отказался учиться на юриста. Мой брат уехал в Новую Зеландию и стал разводить там овец. Папа не может понять, откуда у него такие гены. Я был его последним шансом. Он потомственный юрист, его отец был юристом. Джесс тоже получила юридическое образование, и это выручает. Папа прекрасно к ней относится и называет «моя шотландская дева».

Так она не только красивая и умная, ее еще и семья одобряет. Черт побери.

– Когда ты с ней познакомился?

– Как ни странно, в школе. В Эдинбурге.

– Почему ты был в Эдинбурге?

– Одно время папа там работал, и родителям так понравился этот город, что они решили туда переехать. Думаю, что я теперь на одну восьмую шотландец.

– Так у вас давно начались близкие отношения?

– Всего шесть месяцев. Но мне кажется, что гораздо дольше, – добавляет он, и я не могу сказать, хорошо это или плохо.

– Как получилось, что вы давно знакомы, а встречаетесь недавно?

– Не знаю, – озадаченно отвечает он. – Как-то так вышло само собой. Мы поехали на каникулы с группой друзей, и там все и началось. Мы беспокоились, что это может помешать нашей дружбе, но все нормально.

Нормально? Как-то так вышло? Все и началось? Словарю Марка явно не хватало страсти. Где романтика? Где фейерверк?

– Пожалуй, это верно, – бормочет он довольно уныло. Или мне только почудилось?

– Что?

– В долгосрочном плане девушки и парни не могут быть просто друзьями. В какой-то момент…

– Ты ведь сам не веришь в такую чепуху, правда? Ладно тебе. Мы с тобой друзья, согласен?

– Ты права.

– Ты счастлив?

– Счастлив ли я? Ну, это трудный вопрос.

– С Джесс, не вообще, – уточняю я, надеясь, что не выгляжу слишком любопытной.

– Она одна из моих ближайших друзей. Она всегда была рядом со мной. Впрочем, забавно, – он подвигает стул ближе, – она умная, но если спросить у нее, где находится Гватемала, она не имеет ни малейшего представления.

Я застываю.

– В Африке? – По выражению его лица я понимаю, что ошиблась. – В Америке? Конечно, в Америке.

– В Северной или Южной?

– Э-э, в Южной? Нет, в Северной.

– Она южнее Мексики, возле Гондураса и недалеко от Панамы.

– Замолчи, ботаник, не всем же разбираться в географии.

– Где у нас север?

– Замолчи!

– Почему у нас зашла речь о Джесс?

– Мы говорили о твоих родителях. Они хотели, чтобы ты стал юристом.

– Ах да. Это насчет одобрения, верно? Ведь чем бы ты ни занимался, ты хочешь, чтобы они гордились тобой.

– Я восхищаюсь людьми, которые учат других уму-разуму. Сама я никогда бы не сумела быть учительницей. Твой отец гордится тобой?

– Не знаю. – Он пожимает плечами. – Возможно.

– Он должен гордиться. – Я улыбаюсь. – Понимаешь, если ты завтра умрешь – господи упаси, – добавляю я, коснувшись его руки.

– Спасибо.

– Твой отец скажет наверняка: «Жалко, что я не говорил Марку, как мы гордимся им». Я никогда бы не простила себе, если бы мама умерла и так много всего осталось бы между нами недосказанным. В детстве я чувствовала себя такой несправедливо обделенной, потому что она постоянно лежала с Беллс в больницах. Но ведь столько детей вообще не имеют дома или у них развелись родители и скандалят. Эмма говорит, что часто видит людей…

– Не надо говорить, насколько им хуже, чем тебе, – недовольно ворчит Марк.

– Но ведь так и есть.

– Слушай, мы никогда в действительности так не думаем. Конечно, всегда найдутся те, кому гораздо хуже, чем тебе, но если кто-нибудь тебе скажет, чтобы ты подумала о голодающих детях в Африке, когда ты придешь к нему со своей проблемой, тебе захочется расстрелять его мороженым горохом.

– Почему мороженым горохом? – смеюсь я.

– Я не смог больше ничего придумать. Я вот что хочу сказать – все относительно: каждая проблема, каждая ситуация. О’кей, у тебя были неважные отношения с матерью, но если бы кто-то сказал тебе, что он не ладит вообще ни с кем из своей семьи, ни с матерью, ни с отцом, ни со всеми братьями и сестрами, и что ты должна считать себя счастливой, – разве тебе станет от этого легче?

– Я никогда не думала об этом с такой точки зрения. Тебе надо стать консультантом по вопросам семьи.

– С вас пятьдесят фунтов. Я увижу вас на следующей неделе?

– Да, конечно. – Меня пугает, что я ответила ему на полном серьезе.