Письма об Испании

Понимая большую роль религиозной идеологии в средневековом обществе, Боткин объясняет этим идеологическим воздействием многие черты искусства арабов, в том числе замечает опосредованное влияние религии (через культуру быта) на планировку домов и на архитектуру: стремление скрыть свою частную жизнь от посторонних глаз приводило мусульман к нарочитому противопоставлению суровых и опрощенных фасадов зданий изощренному богатству внутреннего убранства. «Арабская архитектура лучше всякой философии истории объясняет судьбу этого народа».

Аналогичные причинно-следственные связи Боткин находит и у испанцев; исторически объясняемая гипертрофированная роль католичества в жизни страны и оторванность ее от античных культурных традиций (впрочем, Боткин ошибочно связывает оторванность с арабским завоеванием) помогают автору книги понять особенности испанской живописи, прежде всего тягу художников к изображению страстных религиозных чувств, доходящих до исступления: «В Испании живопись развилась на почве, возделанной фанатизмом и инквизициею ‹...›, под влиянием духовенства самого невежественного и варварского. Итальянские художники, изучая прекрасную форму в произведениях древних, нечувствительно приняли в себя и их пантеистический дух. Испания, издавна враждебная к римлянам и прежде всех европейских стран сделавшаяся вполне христианскою, еще более была отрезана от античных преданий завоеванием арабов. Семивековая борьба с исламизмом сохранила испанскому католицизму страстный, восторженный характер, знаменовавший первые века христианства, между тем как в Европе он давно уже был ослаблен».

С другой стороны, Боткину важно, что такие выдающиеся художники, как Мурильо, изображают мир «в поразительной истине и реальности».

Недаром раздел письма III, посвященный Мурильо и вообще испанской живописи, был одобрен Белинским[196]. В последние годы жизни Белинский особенно интенсивно ратовал за «реальность» в искусстве (ср. «приземленную» трактовку им образов «Сикстинской мадонны» Рафаэля как воспроизведения аристократических типов царицы и царя)

[197].

В духе реалистического метода, с использованием диалектики Гегеля, Боткин анализирует и многие частные аспекты искусства, например, интересно рассматривает, как ограничения, налагаемые Кораном на живопись (запрещалось изображение людей и животных), изощряли умение и фантазию арабских мастеров в области орнамента и художественного письма; хорошо показывает в связи с этим, как в арабской архитектуре тяжелый, плотный камень становится воздушным, как ажурная кисея.

Заметно стремление Боткина выделять индивидуальность художников после анализа общеэпохальных признаков: в творчестве Веласкеса он отмечает живость портретов, у Мурильо — страстность и идеализированность религиозного переживания, у Сурбарана — мрачный аскетизм монашества.