ГИВОЛИ. Интересы армии – бюджет (для этого надо всегда говорить: «положение тяжелое») и карьера. Мораль где-то на третьем месте. Интересы политиков – электоральные и идеологические. В государстве альтруистических организаций нет.
Первая заповедь спецназа в случае захвата заложников: хорошая связь с террористами. Надо дать им полную уверенность, что все их требования выслушаны, поняты, серьезно анализируются, что проверяется возможность исполнения. Надо дать им надежду, что сделка, к которой в конце концов придут стороны, позволит им остаться жить.
Две опасности. Первая: если у террористов создается впечатление, что к ним несерьезно относятся, они начинают убивать заложников, чтобы добиться серьезного отношения. Вторая: если у террористов нет никакой надежды – они превращаются в самоубийц и, значит, в абсолютно беспощадных убийц.
Командиры на местах (там, где случился захват) не должны спешить что-то сделать. Первый, кто оказался на месте, должен всеми силами стабилизировать и консервировать ситуацию. И ждать прибытия группы из центра. Все должны взвешивать: если я это сделаю – какие будут последствия, хорошие или нет?
Надо постараться поставить диагноз террористам. Если они очень религиозны – доставить на место араба-муллу. Или доставить туда какого-нибудь главаря террористов, сидящего в тюрьме, если он согласен вести переговоры (зря убили Радуева в заключении.
Имея дело с мусульманами, надо помнить, что уважение для них больше, чем жизнь. Если девушку обесчестили, отец говорит ее брату: «Убей». А ведь для уважения не нужен бюджет, оно бесплатно.
Министр обороны Моше Даян говорил: «Тараном можно пробить стену и ворваться на территорию, но тараном нельзя править. Разрушить – можно, построить – нет».
Когда ведешь переговоры о заложниках, надо дать террористам кредит уважения. Если им говорить: «Вы несете чушь», – они начинают убивать. Следует не выполнять требования, но говорить им: «Ваши требования надо рассмотреть в правительстве, в парламенте. Это невозможно быстро. А пока – давайте возьмите воду, лекарства, отпустите слабых». И одновременно готовить спецназ и врачей на случай тяжелого развития ситуации.
У вас в Беслане ситуация длилась дни, а для организации надо всего два часа. Но не было сделано ничего.
Террористы хотят успеха. Если они бы не хотели переговоров – могли бы сразу взорвать школу. Каждая сторона хочет преуспеть. Они не должны видеть, что к ним приближается спецназ. Ваша «Альфа» должна выглядеть как инженеры, официанты, врачи.
Террористы посадили «Сабену» (Гиволи рассказывает об операции освобождения заложников в самолете бельгийской авиакомпании «Сабена».
Захватчикам объяснили, что для них и для пассажиров необходима вентиляция, необходимо очень многое для функционирования систем самолета. Барак и Нетаньяху (будущие премьерминистры Израиля.
Сто пассажиров, пять террористов, двенадцать людей в комбинезонах. Операция длилась 90 секунд…
Уважаемый Владимир Владимирович, жаль, если эти простые, проверенные схемы вам неизвестны. А если известны, но не применяются, тогда…
Услышав вопрос «В каких случаях можно идти на переговоры с террористами, захватившими заложников?» – собеседники изумленно взглядывали на меня, на переводчика и, убедившись, что правильно поняли вопрос, отвечали: «Всегда».
Подчеркиваю это, ибо уж кого-кого, а израильских генералов невозможно заподозрить в гуманном отношении к террористам.
Миф о том, что переговоры вести не надо, – миф беспредельно подлый. Но он внедряется в сознание людей всеми средствами. Уже не только политики, журналисты, киноартисты и кинорежиссеры, но даже психологи стали у нас дико воинственными. (На днях в «Известиях» президент Национальной федерации психоанализа Решетников заявил: «С террористом, который идет с оружием в руках, никаких переговоров быть не может». Или у Решетникова нет детей, или их не захватывали.)
Уважаемый Владимир Владимирович, на схеме, нарисованной специалистом по спасению заложников генерал-майором Хейфецем, от штаба (где принимаются все решения) до террористов 150 метров. А при «Норд-Осте» это расстояние равнялось 10 километрам (потому что все решения принимались в Кремле). А при Беслане решения принимались за полторы тысячи километров от места трагедии. В десять тысяч раз дальше, чем следует.
Мы с 1994 года воюем, Владимир Владимирович. Вы наш Верховный главнокомандующий, вы повторно начали эту войну в 1999-м (а теперь, через пять лет, говорите, что оказались не готовы). Продолжая сравнение с Великой Отечественной, где враг был неизмеримо сильнее и умнее, скажу: через пять лет после начала войны враг был давно готов (в смысле – капут).