Письма русского офицера о Польше, Австрийских владениях, Пруссии и Франции, с подробным описанием отечественной и заграничной войны с 1812 по 1814 год

А вот опыт голландского терпения. Взглянем на эту маленькую картинку, представляющую фламандского крестьянина в его избе. Надобно только смотреть не простыми глазами, а в увеличительное стекло. Не правда ль, что это удивительно выработано?.. Вы можете перечесть, до одной, все петельки в чулках; даже видно, что они штопаны. Переведите стекло повыше на фаянсовую кружку - и подивитесь ей.

Каждый рубчик, каждый обручик в узоре, который обыкновенно бывает на пивных кружках, отделан в ней удивительно. Вот что значит быть великим в мелочах!

Портреты Ван-Дейковы удивят вас чрезвычайною выразительностию, живостью в лицах и мастерскою отделкою. Но Ван-Кейленовы не уступят им: он имел истинное в сем роде дарование.

Кто там в латах, с смуглым, сухощавым, бледным и мрачным лицом, смотрит на нас такими глазами, которые показывают большую остроту ума и великую кичливость сердца, хитрость, свирепость и жадность? Это хищник короны - Кромвель. Кажется, Ван Дейк писал его в те минуты, когда он, поправ престол королей, мечтал о покорении всей Англии.

Здесь что такое? Афинская площадь. Что за чудак на ней с нечесаными волосами, с странным лицом, одет растрепою, с дубиною в одной руке и с фонарем в другой? Это Диоген. Прямой циник! В белый день ходит со свечою и ищет, кого бы вы думали? Человека! Картина эта представляет опыт кисти Жака-Жорданса - и он прекрасен! Я вижу, как народ толпится около циника, и он в целом народе не находит человека. Подходят жрецы, судьи, философы, ораторы; он видит в них лесть, корыстолюбие, притворство, надменность, подлость, ложь - и не гасит свечи. Видит скупых богачей, богатых плутов, чиновных невежд - и не гасит свечи. Вот блестящая толпа! Подходят старейшины афинские, владеющие судьбою Афин; свеча не гаснет и для них. Но вот, наконец, скачет на бурном коне, в блестящих латах, в лавровых венках, прославленный народом, возвеличенный ораторами, победоносный герой. Ну, циник! Это ль не человек? - "Нет! Это истребитель человеков! - думает Диоген, - я вижу в нем беспокойный нрав, слепую страсть к громкой молве, стремление к честям; ухо его всегда открыто лести, сердце - честолюбию, он жаждет крови и славы: это не мой человек!" - И свеча все горит. "Не богиня ли это!" - говорит страстный любовник, указывая на свою красавицу. "Если богини могут быть ветрены, злы, лукавы и вечно притворны", - отвечает упрямец и не гасит свечи. Да погаси хоть из учтивости! Но тот, кто не хотел видеть Александра и кого сам Александр ходил посмотреть, - не знает учтивости - не гасит - и свеча горит до сих пор!

Живописец Роза, прозванный Тиволи, потому что жил долго в этом месте, насмотревшись на прелестные окрестности Рима, запечатлев в воображении все изящные виды Италии, рисовал прекрасно цветущие долины у подножия древних развалин, живописные берега морей, где солнце с высокого неба, бросая лучи свои на вечную зелень рощей итальянских, золотит плоды их; рисовал беспечных пастырей и пестрые стада. Смотря на картины его, хочется побывать в Италии!..

Вот прелестное дитя! Не ангел ли это за стеклом? - Нет, это Менгсов Амур. Какая белизна в этом милом личике! Какой румянец играет на его полных щечках! Он так нежен, как самый приятный отлив зари на листках лилия. Как прелестны эти синие васильковые жилки, искуснейшею кистию проведенные! А губы? - их описать нельзя. Они волны, мягки, свежи, как первый весенний розан. Светлые голубые глаза миловидного ребенка возведены к небу и не уступают ему в ясности. Полным беленьким пальчиком пробует он острие золотой стрелки, которую только что отточил на оселке, и думает, точно как говорит: "Она уж довольно остра!"

Здесь великий маршал Сакский. Лиотар изобразил его прекрасно. Читайте похвальное ему Томасово слово: смотрите на сей портрет и знаменитый покойник оживет для вас.

Но вот другое творческое произведение сего мастера; прекрасная шоколадница! Я говорю прекрасная потому, что она так стройна, бела, румяна, так хорошо одета, так ловко подносит шоколад и имеет такие свежие карминные губы, что всякому хочется выпить шоколад и поблагодарить красавицу - поцелуем.

Отделка сей картины совершенна. Платье и фартук так хорошо написаны, что кажется, можно их осязать.

Вот изображения во весь рост, в картинах самого большого размера, нечто благородное, нечто священное на лицах; яркие краски, искусное расположение, искусное смешение цвета с тенями: все это вместе представляет нам разные происшествия из Священного Писания. Мы видим их как наяву: хвала Павлу Веронезу.