9 мая было у нас общее большое сражение, о котором подробное описание будешь ты читать в газетах и потом в журнале, о действиях большой армии, когда оный будет сочинен. Я не распространяюсь даже и в описании отличных действий, покрывшего себя в сей день блистательнейшею славою, левого фланга, которым командовал граф Милорадович, ибо и об этом будет особо напечатано. Но не могу вытерпеть, чтоб не заплатить дани удивления неимоверной храбрости графа Остермана, командовавшего войсками в горах. Генерал сей, известный своею неустрашимостью, превзошел самого себя в сей день. Не выходя из опасности, забыв о смерти, ни на шаг от цепи стрелков, а часто даже опережая оную, он дорого продавал неприятелю каждую сажень земли. Будучи тяжело ранен в плечо, с пулею в теле, сражался еще три часа, пока его вывели полумертвого. Генерал-майор князь Сибирский, находясь во все время при нем, участвовал в опасностях сражения и в славе победы. В начале дела граф Милорадович, объезжая полки, говорил солдатам: "Помните, что вы сражаетесь в день Святого Николая! Сей угодник божий всегда даровал русским победы и теперь взирает на вас с небес!.." В самом деле левый фланг стоял с необыкновенного твердостию. Дело, бывшее на сем фланге, может почесться отрывком Бородинского сражения. Фланг сей, отразив все усилия неприятеля, готов был сам идти, опрокинуть его и разбить. Уже граф Милорадович заготовлял большую колонну, которую сам с бывшими тут генералами хотел вести прямо на город... Неприятель с своей стороны показывал великое искусство и точность в действиях. Многочисленные строи его сближались, разделялись или заходили один за другой, как будто движущиеся стены. В одном месте толпы сгущались, в другом редели... Казалось, что всем этим управляла какая-то невидимая рука и двигала людьми, как куклами. В самом же деле все это производилось посредством ракет. На центре подымалась ракета, на левом фланге понимали ее, отвечали таковою же и потом исполняли, что следовало: приступ, отступление и проч. Протяжение целого строя было, по крайней мере, верст на десять; следственно, сношение посредством адъютантов было бы слишком медлительно. Но ракеты служили тут воздушными маяками. Надобно признаться, что французы большие мастера драться в общем сражении, однако ж Веллингтон и Кутузов изобрели другого рода тактику, против которой они устоять не могут. Теперь нередко малая война побивает большую. На учебных маневрах только можно видеть такое стройное отступление, какое совершали войска наши в целый день, в глазах неприятеля. Так уклоняется лев от толпы охотников.
Графу Милорадовичу опять поручено было остаться в арьергарде и прикрывать отступление армий. Колонны наши пошли боковою дорогою на Лебау, чтоб выйти потом у Рейхенбаха на большую Герлицкую дорогу. Мы проходили Гохкирху, и достопамятное 1758 года сражение живо представилось воображению нашему. Другие колонны шли большою дорогою, которая прямее; их прикрывал известный генерал Раевский с гренадерами.
К ночи неприятель совсем остановился; мы от него далеко ушли. Граф Милорадович уехал к государю, который вблизи оттуда находиться изволил. Французы зажгли свои биваки и окрестные деревни. Все небо обложилось багрянцем. Пехота наша медленно тянулась; мы могли нагнать ее во всякое время; голод мучил нас; недалеко в стороне показался неразоренный господский дом, и мы вчетвером решились заехать туда попросить куска хлеба. По счастию, хозяин, добрый саксонец, имел еще кое-что более. Он дал нам бутылку вина и миску картофельного супу. Надобно не есть два дня, чтоб почувствовать, в какой цене приняли мы этот дар. Бедные лошади наши приводили нас также в жалость: двое суток они ничего не ели, кроме гнилой соломы с старых шалашей, и двое суток, день и ночь, были в езде. Сострадательный хозяин вынес им охапку сена; мы остались на час покормиться. Между тем усталость наша так была велика, что всякий, как будто от какого волшебного прикосновения, кто где сидел, так и уснул. Различные смешанные сновидения: кровь, огонь, гром пушек и поля сражений представлялись встревоженному воображению моему. Вдруг раздался треск; необыкновенный свет блеснул в глаза - и я проснулся. Вышед на крыльцо, я увидел, что ближайшая деревня загорелась, и по всем окрестностям Бауцена пламя разливалось, как море!.. Народ, выбежав из домов, стоял толпами. Мужчины с пожитками, матери с грудными детьми на руках, старцы, белеющие в сединах, и кучи малых детей в каком-то ужасном оцепенении, без воплей и без слез, смотрели на сгорающую землю и раскаленное небо. Глубокая ночь, повсеместный пожар, войска, проходящие мимо, как тени, и длинный ряд блестящих вдали штыков представляли какую-то смешанную картину ужасов.