Письма русского офицера о Польше, Австрийских владениях, Пруссии и Франции, с подробным описанием отечественной и заграничной войны с 1812 по 1814 год

Живописец Роза, прозванный Тиволи, потому что жил долго в этом месте, насмотревшись на прелестные окрестности Рима, запечатлев в воображении все изящные виды Италии, рисовал прекрасно цветущие долины у подножия древних развалин, живописные берега морей, где солнце с высокого неба, бросая лучи свои на вечную зелень рощей итальянских, золотит плоды их; рисовал беспечных пастырей и пестрые стада. Смотря на картины его, хочется побывать в Италии!..

Вот прелестное дитя! Не ангел ли это за стеклом? — Нет, это Менгсов Амур. Какая белизна в этом милом личике! Какой румянец играет на его полных щечках! Он так нежен, как самый приятный отлив зари на листках лилия. Как прелестны эти синие васильковые жилки, искуснейшею кистию проведенные! А губы? — их описать нельзя. Они волны, мягки, свежи, как первый весенний розан. Светлые голубые глаза миловидного ребенка возведены к небу и не уступают ему в ясности. Полным беленьким пальчиком пробует он острие золотой стрелки, которуютолько что отточил на оселке, и думает, точно как говорит: «Она уж довольно остра!»

Здесь великий маршал Сакский. Лиотар изобразил его прекрасно. Читайте похвальное ему Томасово слово:

смотрите на сей портрет — и знаменитый покойник оживет для вас.

Но вот другое творческое произведение сего мастера; прекрасная шоколадница! Я говорю прекрасная потому, что она так стройна, бела, румяна, так хорошо одета, так ловко подносит шоколад и имеет такие свежие карминные губы, что всякому хочется выпить шоколад и поблагодарить красавицу — поцелуем.

Отделка сей картины совершенна. Платье и фартуктак хорошо написаны, что кажется, можно их осязать.

Вот изображения во весь рост, в картинах самого большого размера, нечто благородное, нечто священное на лицах; яркие краски, искусное расположение, искусное смешение цвета с тенями: все это вместе представляет нам разные происшествия из Священного Писания. Мы видим их как наяву: хвала Павлу Веронезу.

Не оставьте без внимания и картины кузнеца Анверского. Она состоит из нескольких лиц отменно выразительных, из коих каждое имеет свои особые примечательные черты; имеет на себе печать особых свойств и делает особую честь кузнецу — живописцу. Кто ж сделал его живописцем? — Любовь! Молодой кузнец влюбляется в дочь живописца, который иначе не хочет ее выдать замуж, как за человека одного с ним ремесла. Влюбленный кузнец оставляет наковальню, хватает кисть, призывает на помощь терпение, учится, трудится, успевает и, наконец, пишет картину, которая, сделав его счастливым супругом, перешла в потомство и привлекает теперь внимание любопытных путешественников в Дрездене. Любовь, которая так много чудесит в белом свете, сделала из кузнеца живописца. Кто был влюблен, тот верует в подобные чудеса.

А здесь что за несчастный в столь ужасных муках? За какое преступление казнят его, или не страшную ли какую тайну хотят исторгнуть из глубины его сердца? Посмотрите, как мучится сей страдалец, по рукам и по ногам к столбу привязанный и поджигаемый снизу тихим огнем! Как страшно напружинились посинелые жилы его! Как выдались, как торчат кости и мускулы! Глаза несчастного закатились, пена на мертвых устах, зубы скрежещут, бледность на лице, грудь высоко вздулась. Кажется, слышишь, как лопаются жилы и трещат кости: так усильно напряжение медленно сжигаемого! В некотором отдалении нельзя поверить, чтобы это было в картине, или, по крайней мере, чтоб эта картина была не лепная: так резки и глубоки черты, так превосходна рисовка, так смела кисть, так естественны все выпуклости. Кто же великий творец сей картины? Или я худо описал ее, или тотчас должно угадать, что она Микеланджелова…

Подивитесь искусству, с каким Гвидо-Рениева кисть изобразила здесь страждущего, истомленного и терниями увенчанного Христа. Как истерзали его мучители! Он весь изранен, но кровь не течет уже более из его ран: она запеклась на них багровыми пятнами. Кажется, что он и страдать перестал, а смотрит только на небо в каком-то болезненном оцепенении. Заметьте, как кожа, от чрезвычайного расслабления, опустилась на руках его и лежит в длинных, бледных морщинах. Взгляд на этого Христа Спасителя подвигнет вас к ужасу, к жалости о нем и удивлению искусству великого художника.