Читаем Письма, телеграммы, надписи 1907-1926 полностью

Письма, телеграммы, надписи 1907-1926

Не пишу, ибо бегу на форум, и потому еще, что страшно хочется говорить грубости.

Жму руку. Кланяюсь.

Ваш А. Пеш[ков]

431
А. В. ЛУНАЧАРСКОМУ

Не ранее 13 [26] декабря 1907, Рим.

Утром послал письмо Вам, а сейчас получил Ваше, и — оба мы немножко взволновались, хотя думаем, что Вы — тоже немножко — преувеличиваете.

Анна Александровна — здоровый человек; мне кажется — у нее прекрасная воля и она не даст себя в обиду болезни. А все-таки Вы — время от времени и почаще присылайте пару строчек — хорошо?

Разумеется, с огромным, искренним удовольствием буду Вашим кумом — ибо душевно ценю все, что сближает меня и Вас, коего и уважаю, и люблю.

Ужасно хочется послать что-нибудь роженице «на зубок», — хотя боюсь, что она рассердится и, по праву кумы, отколотит меня при встрече.

Анатолию II-му посылаю мой привет, пожелания здоровья и поцелуи, — а когда он явится на Капри, я ж его тискать буду! Вот буду тискать! Кстати — Вы извините меня за вопрос — но, вероятно, у Вас денег нет или мало? У нас тоже — не жирно, но мы скоро разбогатеем — есть надежда — и могли бы прислать две, три сотни. Извините еще раз — говорить об этом мне неловко и я не умею.

Посылаю Вам нечто от Изгоева.

Вот они — в парадной форме их духовной нищеты! И — как не стыдятся писать такие жалкие вещи?

Российские газеты последних дней производят впечатление, поражающее скверностью своей — развернешь лист, и с него на тебя брызжет дикий хаос звуков, которые напоминают мне ярмарочный «зверинец» — полотняный балаган, грязный, дрожащий от ударов ветра — а в нем жалкое зверье, от страха и голода перерожденное в животных. Гавкают ободранные лисицы, ревут ослы, лают злые, но бессильные собаки, воют старые волки и тяжело рычит поглупевший в неволе медведь — медведь, похожий на свинью.

Что делается в журналистике! Всюду текут быстрые ручьи пошлости, угрожая наводнением, потопом. В благородном деле ликвидации революции все состязаются с усердием изумляющим!

«Вест[ник] Евр[опы]» в одной книжке помещает три удара по социализму — роман Лугового, в котором удивительно ново и остроумно автор заставляет своих героев — революционеры из «хорошего дома» — сознаться, что русского социализма — нет, а есть немецкий, для русских негодный; роман Бласко Ибаньеса, в коем социализм проповедуется дня того, чтобы оправдать прозелитам его ограбление Толедского собора, и, наконец, некий экстракт польского романа — ужасная гадость! И все — бесталанно! А в заключение — знаменитый авантюрист Тверской пытается реабилитировать К. П. Победоносцева — это факт!

В «Рус[ском] бог[атстве]» некто Деренталь заставил своего героя — с.-р-а, конечно — идти убивать генерала, а — в последний момент — содрогнуться и — не убить. Это, конечно, возможно, но — как это откровенно глупо и очевидно пошло!

Короленко грустно вздыхает по поводу пассивности русского народа. Рассказы, видимо, написаны до 905 г.

А собирается новая буря, и эти же милые люди пугают ею начальство, уже пугают.

О Сологубе можно оказать все скверное, и этого будет все-таки мало для его подлой, скользкой, жабообразной души.

Затем — но пришли уже! Пришли народы любопытные и будут спрашивать, что я думаю о Данте, о 3-й Думе, о браке, о техническом прогрессе и обо всем остальном.

Надоело!

Ах, с какой молодежью познакомился я!

Какие все милые, умные, ищущие ребята!

Анна Александровна — не хворайте, пожалуйста! Жизнь так великолепна и так быстро идет — вставайте на ноги, милая женщина, и — на Капри!

И будет всем нам хорошо — Вы увидите!

Обнимаю А. В., целую Ваши руки, кума!

А. Пеш[ков]

432
Н. Д. КРАСОВУ (НЕКРАСОВУ)

Конец 1907, Рим.

Н. Д. Красову.

Уважаемый —

а имени и отчества Вашего не могу вспомнить, Вы извините меня за это!

Берите «Варваров», ставьте и прочее, но — сомневаюсь я, чтоб эта пьеса помогла Вам! Стара она и тяжела. Почему бы Вам не поставить «Врагов»? Вещь веселая и простая, она, вероятно, была бы интереснее для той публики, на которую рассчитываете Вы. А если решите ставить «Варваров» — имейте в виду Монахову.

Она искренно верит в возможность какой-то великой, пламенной и чистой любви, верит в человека-героя, достойного этой любви.

Она любит Черкуна с первого взгляда — за его смелые глаза, резкие движения, она думает, что вот — герой! Все время она покорно, но уверенно смотрит на него, ждет его. Она не может не думать, что он—для нее, она — для него.

В последнем акте она не может сразу поверить в свою ошибку, но, когда она убеждается, что ошиблась, — в этот миг ее сердце умирает.

Надо хорошо сыграть старуху Богаевокую, Цыганова, Черкуна…

И — всех.

Но сие есть мечта сумасшедшего автора.

Играйте, делайте, живите, желаю Вам всего доброго и всяких успехов!

Кланяюсь.

А. Пешков