Родные и любимые З[ина], Фр[ансис], Амр[ида] и М[орис], за эту неделю пришло лишь одно письмо от Зиночки от 16 сент[ября]. Надеемся, что остальные не попали на пропавший аэроплан между Лондоном и Парижем. Вчера Шклявер сообщил любопытное сведение из Брюгге, которое нужно знать не только Вам, но и ближайшим друзьям и адвокатам. Член Парижского Комитета Имшенецкий посетил Музей в Брюгге, нашел Рерих Фаундейшэн в полном порядке, но был крайне удивлен, услыхав от Тюльпинка, что он получил от Хорша извещение о том, что Ф[аундейшэн] более не существует для Ам[ерики] (н’екзист плю пур лэз’Эта Юни[552]
). Таким сообщением Тюльпинк весьма смущен. Такой факт еще и еще раз пояснит нашим публишерам, почему так важно было иметь инкорпорированное новое Общ[ество], чтобы от лица его можно [было] бы отвечать на всякие такие смущения вполне официально. Думается, что публишеры все-таки не представляют себе, сколько общ[еств] и групп существует во всем мире и какую вредительскую работу неустанно ведет преступное трио. Показывали ли Вы публишерам посланный отсюда список наших Общ[еств], групп и корреспондентов? Ведь все они, конечно, обращаются к нам за разъяснениями, но нам самим невозможно говорить о том, что должно быть сказано именно из самой же Америки. Как видите, с каждым днем становится яснее, почему так повелительно Указывалось на необходимость Общества, Комитетов и всех прочих обществ[енных] группировок. В этом заключалось бы наше самое мощное оружие. Как видите, Хорш берет на себя дерзость говорить от имени всей Америки, и это бахвальство преступника ничем не опровергается, а где-то в далеком Брюгге сидит смущающийся Тюльпинк и повторяет эту формулу посетителям Музея. Какие же еще доказательства вредительства нужны публишерам? Мы не знаем, писали ли Вы и Тюльпинку, когда широко рассылали Ваше письмо о происходящем. Если бы почему-то письмо не было послано Тюльпинку, то следует, не теряя времени, ему написать уже от Комитета или от Общества, не излагая длинного процесса, но кратко и внушительно о том, что Комитет или Общ[ество] обновленно существует и принимает законные меры, чтобы пресечь вредную деятельность захватчиков. При этом дайте ему как адрес Комитета или Общества уже не на Музей, а на кого-либо из ближайших деятелей. Таким образом преступная дерзость, взявшая на себя говорить от всей Америки, будет пресечена. Пришлите и нам для сведения копию такого Вашего письма. Пошлите такое же и в Париж.Теперь о «Пэнтингс Корпорэшен». Если выясняется, что Морис по настоянию Леви подписал где-то [около] 1935 года какую-то неизвестную ему бумагу, касающуюся картин и, может быть, даже передающую их в руки Леви, то следует Морису опротестовать такое насильственное вымогательство его подписи. Если в эту корпорэшен входили трое — Хорш, Франсис и Морис, то, казалось бы, голоса Франсис и Мориса были решающими. Не мог же совершиться какой-то решающий акт без уведомления и Франсис?! Поэтому, если Вы припоминаете, что какой-то такой акт все же совершился, то и Франсис должна его со своей стороны тоже опротестовать, как нечто нарушающее ее права. Каким образом такое опротестование должно произойти — это уже дело адвокатов. Ясно одно, что такое вполне справедливое опротестование еще раз выявит злонамеренную деятельность Хорша. Ведь во всем, что он злонамеренно пытался бы сделать с картинами, уже есть своего рода ограбление и воровство. Таким образом, мы опять приходим к первоначальной формуле о воре. Так же точно постоянно приходим и к другой давней формуле, произнесенной Ф. Стоксом, — о неслыханном брич оф трест. Вымогательствовать подпись Мориса под каким-то вредительским документом тоже является необыкновеннейшим злоупотреблением доверием. Каждое общественное дело не может жить без обоюдного доверия его участников.
Знаем, что приняты меры к отложению рефери. Всякий такой новый срок даст возможность Вам накопить новые данные и совершиться новым обстоятельствам. К тому же октябрь нехорош для всех, рожденных под зн[аком] Скорпиона. Будьте очень бережливы с сотрудниками и [не] забывайте друзей. Ведь среди них есть много вновь подошедших, вроде Милл[ера], который не знает многих обстоятельств, а досужливые шептуны могут нашептывать и что-либо расхолаживающее. Также очень помните, что он по характеру человек очень спокойный, и потому не беспокойте его зря, а главное, не показывайте ему своего раздражения или волнения.