Письма. Том III (1936)

Памятуя о том, какие махинации были устроены для прессы перед прошлым слушанием, от людей, которые пользуются такими недобросовестными методами, всегда следует ожидать каких-нибудь новых злонамеренных козней и измышлений. Похоже, они так научились жонглировать обрывочными сведениями, что неизвестно, куда теперь направят свои разрушительные атаки. Если после четырнадцати лет теснейшего сотрудничества, после всех многочисленных суперлативов, которыми они награждали нас в своих письмах, они могут с какой-то злой целью совершить такой неожиданный вольт-фас, выходит, от них можно ожидать всего. Поэтому мы тем более рады видеть Вашу бдительность и готовность дать отпор этим вероломным попыткам. Г-н и г-жа Лихтман с горечью извещают нас о том, как страдает сейчас Мастер-Институт от всего этого раскола и махинаций, какой ущерб наносится просветительной работе. И мне, в течение сорока пяти лет самым теснейшим образом связанному с образовательной деятельностью, не только как основателю этого института, но и просто как работнику культуры весьма прискорбно наблюдать такое преднамеренное разрушение. Конечно, нас очень поддерживает осознание того, что лучшие люди и преданные друзья стоят за правду, но все же болит сердце, глядя на то, как злобные заговорщики сеют свою вредную клевету.

Вы понимаете, насколько серьезно отразился на сердце мадам Рерих весь этот предательский заговор, как подорвано ее здоровье Тибетской экспедицией, и сейчас такой новый ужасный удар равносилен попытке убийства. Это тем более чудовищно, что три преступника прекрасно знают о состоянии здоровья мадам Рерих. Поэтому каждому неравнодушному человеку понятно, что они намеренно наносят удар, последствия которого могут оказаться непоправимыми.

Незаконное присвоение чужих шер, а сейчас попытка незаконно завладеть манускриптами, затем тайный сговор относительно налогов и клевета на мою деятельность — это неслыханный произвол.

Получается, можно создать свыше трех тысяч картин, получивших признание во всем мире, написать десяток книг этического и культурного содержания, в течение сорока пяти лет работать на ниве образования, и вдруг появляются три злоумышленника, которые намереваются разрушить все, что было сделано. Поистине невероятно.

Если для каких-либо целей понадобится мое письменное признание под присягой, то не откажите в любезности изложить мне подробности и прислать предварительный набросок, которому я мог бы следовать.

Мы все шлем Вам свои лучшие мысли и пожелания успехов для окончательной победы.

Искренне Ваш.

61

Н. К. Рерих, Е. И. Рерих — З. Г. Лихтман, Ф. Грант, К. Кэмпбелл и М. Лихтману

9 апреля 1936 г.[Наггар, Кулу, Пенджаб, Британская Индия]

№ 54[243]

Родные наши Зин[а], Фр[ансис], Амр[ида] и М[орис], продолжаем посылать Вам письма Леви. Конечно, его репорты, дневники и минутсы несравненно важнее для адвокатов, но если нужны еще примеры всякой лицемерности, то пусть летят и эти листочки. Прилагаем копию моего второго письма адвокатам. Конечно, Вы не скажете им, что имеете эту копию, пусть они сами, если найдут нужным, скажут Вам об этом моем письме. Люди делаются враждебными, если знают, [что] копия корреспонденции к ним кому-то препровождается, но в данном случае посылаю эту копию, чтобы Вы знали, в каких выражениях сказано адвокатам о наших обстоятельствах. Надеюсь, что в письме достаточное одобрение их деятельности. У Франс[ис] имеется копия телеграммы Ст[ейт] Деп[артмента], переданная ей прежним другом, в которой ясно сказано, что содействие должно быть оказываемо лишь американским членам эксп[едиции]. Этим уже все сказано. Когда сообщается такая формула, всякий понимает, что к остальным членам эксп[едиции] враждебны. Уже один такой документ открывает всю сокровенную сторону происходящего. Видел ли Шу[льц] эту телеграмму, и какие у него предположения об этом заговоре? Ведь подобные действия иначе и нельзя назвать, как настоящим заговором, который предполагает и самые зловещие последствия. А к этому заговору присоединяется еще и заговор ботан[иков]. Видал ли Шу[льц] всю переписку ботан[иков], ведь [она] в полном порядке у Фр[ансис] как документы чрезвычайной важности, и мы знаем: рано или поздно они понадобятся. Полагаем, что если бы Кузен осведомился о такой телеграмме Ст[ейт] Деп[артмента], то он должен был бы задуматься. Ведь и для него, и для всех его близких существование такого документа чрезвычайно неприятно. Пусть при всех верных случаях тетке рассказывается о предательстве Глиина и о существовании писем и телеграмм, которые не выдаются лишь из уважения и нежелания чем-либо затруднить трудное время для Кузена. Можно представить себе, какие подземные мины закладываются!