Письма царской семьи из заточения

Вскоре стало известно, что 3 марта великий князь Михаил Александрович отказался вступить на престол впредь до того, как Учредительное собрание, созванное путем всеобщего голосования, установит «образ правления и новые Основные законы государства Российского». Великий князь был так же жестоко обманут, как и его державный брат. Подписывая этот незаконный и юридически безграмотный акт, составленный бесчестными людьми, великий князь, не отдавая себе в этом отчета, превысил свои права, отменив Основные законы, и фактически упразднил монархический строй. Вместе с этим, не отрекаясь формально от престола, и лишь условно отказываясь «воспринять верховную власть», он прервал цепь престолонаследия и тем самым парализовал всякую возможность реставрации. Императорская Россия рухнула в бездну. Восемь месяцев спустя матрос Железняк разогнал «Учредилку», вышвырнув вон ее председателя, а захватившие власть большевики не только положили конец историческому строю Российского государства, но уничтожили и национальную Россию.

5/18 марта, около полуночи, Александровский дворец впервые посетили представители новой власти. Это были: вновь назначенный командующий войсками Петроградского военного округа генерал Корнилов и военный министр Гучков, ненавидевший их величества. Оба были разукрашены огромными красными бантами с широкими ниспадающими лентами. Их бесцеремонное появление в столь поздний час во дворце, где находились больные дети и измученная императрица, не имело никакой определенной цели. Корнилов в резкой форме потребовал видеть «бывшую царицу». Государыня встретила их с холодным презрением – стоя, молча, не подавая руки. Непрошеные посетители растерялись и через несколько минут удалились. По-видимому, это была первая разведка.

Наследник цесаревич Алексей Николаевич со своим псом Джоем на балконе Александровского дворца в Царском Селе.

Сентябрь 1914 г.

Арест государыни был совершен в тот же день, что и арест государя императора: в среду 8/21 марта. Он был приведен в исполнение уже приезжавшим в воскресенье, вместе с Гучковым, генералом Корниловым. На этот раз он явился в 10 часов утра, с пятью офицерами и новым комендантом Царского Села. Государыня, одетая в платье сестры милосердия, приняла их наверху, в детских комнатах. Подавленный величественным спокойствием императрицы, Корнилов, смущенный и растерянный, начал в сбивчивых словах объяснять причину своего приезда, но государыня, прервав его, сказала: «Мне все очень хорошо известно. Вы пришли меня арестовать?» Тот смешался еще более и, наконец, произнес: «Так точно». Всем находившимся во дворце придворным чинам и служащим было объявлено, что все те, кто не желает подвергаться тюремному режиму, должны покинуть дворец до четырех часов. Затем по приказу Корнилова было вынесено из дворца знамя Сводного Гвардейского полка, и верные части, несшие охрану дворца, были заменены разнузданной солдатней. Начальником караула был назначен полковник Кобылинский.

До этого дня августейшие дети ничего не знали о происшедшем перевороте, но продолжать скрывать от них жестокую правду было невозможно. Великих княжон государыня осведомила сама, поручив Пьеру Жильяру объяснить положение его августейшему воспитаннику, наследнику цесаревичу. Выслушав известие об отречении государя, наследник сильно покраснел и взволновался, но не сказал ни одного слова о себе, не сделал ни единого намека на свои права как наследника. «Еще раз я убедился в скромности этого мальчика, которая не имела равной себе, так же как и его доброта», – пишет П. Жильяр, вспоминая эти трагические минуты.

На следующий день, 9/22 марта, прибыл государь. На Царскосельском вокзале четыре революционных депутата Думы, конвоировавшие его в пути, передали свои полномочия полковнику Кобылинскому. Государь проследовал в Александровский дворец. Из многочисленных приближенных, приехавших в том же поезде, только один гофмаршал князь В.А. Долгоруков пожелал сопровождать его величество. Остальные разбежались в разные стороны, проникнутые чувством страха. Так начался Царскосельский период заточения царской семьи.

Письма из заточения в Царском Селе (8/21 марта – 1/14 августа 1917 г.)

От великой княжны Татьяны Николаевны

М.С. Хитрово[2]

Царское Село, 17 марта 1917 г.

Рита, душка.

Написала Биби о здоровье сестер[3]. Может, Вы будете такая душка и дадите Сыроб(оярскому) знать, как они, может, и Кик. как-нибудь можно, и с сердечным от нас приветом. Сегодня утром у Анастасии 40,1. У Марии 38,7. Анастасия ничего не может есть, т. к. все идет обратно. Но обе страшно терпеливые и лежат спокойно. А(нна Вырубова) еще глуха пока, т. ч. приходится орать, чтобы она поняла, что говорим. Я уже почти совсем хорошо слышу, только на правое ухо не совсем. Помните, что Ваши и наши письма читаются. Ну, до свидания. Всем сердечный привет. Сестер всех крепко целуем. Евг. Петр, привет. Ну, всего хорошего.

Ваша сестра Т.