Письма в древний Китай

В это время я заметил, что господин Юй Гэнь внимательно вглядывается в соседнюю с нами нишу. Как следует рассмотрев того господина, который прошипел мне «Тс-с!», он наконец толкнул меня в бок и тихонько сказал: «Смотрите! Это наш министр, один из самых знаменитых. Зовут его господин Чжи, и у нас его считают варваром с юга и закоренелым мошенником».[46]

И тут я чуть не проговорился. Я сказал: «Да, это мне знакомо. У нас тоже есть такие министры…» — При этом я, как ты легко можешь догадаться, подумал о мандарине Тин-вэе, продававшем боевые колесницы военоначальникам северян и нажившем тем огромное состояние.

— Да, я знаю, — ответил господин Юй Гэнь-цзы, — у нас об этом писали.

Очевидно, он связал мои слова с известиями из теперешнего Срединного царства, где дела обстоят не лучше.

— Это он, мошенник и варвар Чжи, должен отвечать за загаженный копотью воздух, — объяснил мне господин Юй Гэнь-цзы. — Правда, эту должность он занимает не так давно; до него министром был некий господин My, который хоть и не был мошенником — хотя, возможно, он просто умел устраивать свои дела так, чтобы никто ничего не узнал, — добавил господин Юй Гэнь, — однако и пальцем о палец не ударил за все время своего правления.

— И что же сей высокопочтенный мандарин, хоть он и мошенник, — спросил я, — делает для уничтожения копоти?

— О, он ее запрещает, — сообщил мастер Юй Гэнь. По его лицу я заметил, что его слова не следует воспринимать всерьез.

— Запрещает копоть? И она слушается?

— Хороший вопрос, — засмеялся мастер Юй Гэнь. — Нет, она, конечно, не слушается, но дело не в этом. Главное — не слушаются люди, ее создающие.

— Как? — поразился я. — Есть люди, нарочно создающие копоть и выпускающие ее в воздух? Отчего же никто не пресечет их гнусную деятельность?

— Вы говорите так, — вздохнул господин Юй Гэнь-цзы, — точно прибыли к нам с Луны. — Я сделал вид, что не расслышал этого весьма опасного для меня замечания. — Ну, что значит «нарочно»: не совсем нарочно, конечно, хотя в какой-то мере и нарочно. Да ведь у вас в Ки Тае проблемы те же самые, разве что не в такой мере, как у нас.

Я понял, что должен — если хочу узнать еще что-нибудь о столь волнующих господина Юй Гэня предметах — немедленно придумать какое-то удобоприемлемое объяснение моему столь обширному незнанию. Самое простое, конечно, было бы признаться ему в моем истинном происхождении. Но мне не хотелось, да и теперь не хочется этого делать по одной простой причине: он просто не поверил бы мне. В этом отношении он человек несколько иной, чем господин Ши-ми и госпожа Кай-кун, которым я доверился. Дело не в том, что я считаю мастера Юй Гэня недостойным доверия, просто он из тех людей, которые способны уверовать во что-то, лишь потрогав это руками. Положим, я мог бы предъявить ему компас и отвести к почтовому камню, показав, как на нем исчезает пакет с письмами. Тогда бы он, конечно, поверил; однако, насколько я его знаю, он тут же раззвонил бы об этом по всему городу (еще одно выражение большеносых, означающее «рассказать чью-либо тайну всем»), полагая к тому же, что делает мне большую услугу.

Поэтому я, выбирая слова и перемежая их лестными замечаниями в его адрес, сообщил, что изучаю философию, в частности, учение великого Кун-цзы (имя мудреца с Абрикосового холма ему знакомо). Несколько последних лет я потратил исключительно на философские размышления и чтение древних рукописей в тиши уединения; события же, происходившие во внешнем мире, прошли как бы мимо меня. Практически я жил отшельником.

Господин Юй Гэнь взглянул на меня с сомнением, однако больше расспрашивать не решился.

— Считайте, что я действительно прибыл с Луны, — уточнил я.

— Тогда я даже не знаю, с чего начать, чтобы объяснить вам все это, — сказал мастер Юй Гэнь. — На чем мы остановились?

— Вы изволили сообщить, что есть люди, более или менее нарочно выпускающие копоть в воздух.

То, что он рассказал мне потом, передать на нашем языке невозможно. Он употребил слова, для которых в нашем языке нет соответствий, потому что — благодарение богу! — пока нет и вещей, этими словами обозначаемых: «О'к Си-ди'», «Су Фи-ди», еще какие-то «Цзе Бе Као»… Единственное, что я могу хотя бы перевести тебе, это «уксусный дождь». Господин Юй Гэнь-цзы весьма изумил меня, сообщив, что у них выпадают уксусные дожди. Я видел здесь уже много грязи и вредных для здоровья вещей, сказал я, но чтобы с неба вместо дождя лился уксус? Впрочем, зная положение вещей в этом мире, я бы, вероятно, не удивился и этому.