Письма в древний Китай

Ответ непрост. Ты помнишь, как я рассказывал о госпоже Да Х'мань, подруге госпожи Кай-кун, и нашем совместном посещении купального подвала? А мой рассказ о покупке загадочного предмета по имени Нань Ло? Так вот, одно с другим тесно связано, и мало того: все это прямо связано с удивительной и чрезвычайно распространенной среди большеносых любовью к воде. Они обожают быть мокрыми. Конечно, мы тоже моемся, и благородный, а тем более образованный муж следит, чтобы тело его было чистым и издавало приятный запах. Но все это — ничто по сравнению с тем, что устраивают большеносые: это, на мой взгляд, переходит уже всякие границы. Как и любому суеверию, этому водолюбию находится (специально для людей образованных) научное объяснение: его объявляют полезным для здоровья. Вот уж в чем я решительно сомневаюсь!

Однако при мытье большеносые поливаются водой, пожалуй, даже меньше нашего. Господин Юй Гэнь-цзы говорил мне, что читал где-то, будто две трети большеносых вообще никогда не моются по-настоящему. Что, очевидно, недалеко от истины, если судить по тем запахам, которые нередко приходиться ощущать чувствительному носу, особенно когда входишь в их жилища. Однако в теплое время года они непременно бросаются в любой водоем, будь в нем хоть проточная, хоть стоячая вода, и долго плавают взад-вперед. С наступлением холодов они посещают особые, только для того устроенные пруды, накрытые крышей, где воду нарочно подогревают. Или спускаются в купальные подвалы, где, раздевшись догола, поддают жару, пока не взмокнут от пота. Летом, устав мокнуть сами, они надувают свои Нань Ло, которые суть не что иное как маленькие суденышки, сшитые из ткани, и ездят по воде туда-сюда, изо всех сил гребя веслами. Кроме того, в парках и садах в любую погоду можно увидеть большеносых, бегущих расхлябанным шагом, недостойным благородного человека. Все это они делают с одной-единственной целью — как можно сильнее взмокнуть от пота. У них существуют поля, покрытые красноватым песком и перегороженные сеткой: большеносые скачут по ним как бешеные, гоняя перед собой маленькие белые шарики (эти шарики немного больше размером, чем были у той танцовщицы — ну да ты понял, о чем я говорю), и еще другие поля, с травой, по которым носятся две дюжины большеносых, гоняя один шарик еще большей величины. И тоже старательно потеют. С возрастом, когда сил для таких потогонных упражнений уже не хватает, они ездят в особые места, где вырыты мелкие водоемы. Там они закатывают штаны и долго бродят по воде с неизвестной целью. Однажды я видел такое в Ящике Дальнего Видения. Это было, пожалуй, самое смешное из всего, что я здесь видел, за исключением разве того нелепого представления с пением и плясками — я имею в виду «Повесть о Стране, где все улыбаются».

Зимой же, когда вода делается слишком холодной или даже замерзает, они купаются в снегу. Да-да, хочешь верь, хочешь нет: они усаживаются в повозки Ma-шин и едут хоть два, хоть три часа, чтобы только добраться до какой-нибудь горы или холма. Там они пересаживаются в другие повозки, подвешенные к веревкам, и те завозят их на вершину, откуда они и бросаются вниз очертя голову с намерением основательно вываляться в снегу. Чтобы хоть немного уменьшить опасность и замедлить падение, они привязывают к ногам длинные тонкие доски, в руки же берут пару палок. Ими-то они и притормаживают, когда скорость слишком возрастает. Но все равно многие большеносые, как и следовало ожидать, ломают себе руки, ноги и даже шеи, сорвавшись с обрыва, наехав на дерево или на другого, еще менее ловкого большеносого. Однако подобных увечий здесь не стыдятся. Скорее наоборот.