Письма водяных девочек

Вот он выходит, страшный, как смертный грех, я, говорит, первый нах. ...Я, говорит, дракула здешних мест, меня не берет ни серебро, ни крест, стоит мне свистнуть, каждую ночь ко мне местные девки сами идут во сне. С боку на бок ворочается, сопит, вроде глаза открыты, а всё же спит, так и идет по улице в чем была, серая уточка, подрезанные крыла... Все они разбредутся при свете дня, не оступаясь, но продолжая спать, и ни одна не вспомнит потом меня,

в шишечках никелированную кровать, ржавый ухват, лысеющую метлу, зеркало занавешенное в углу. Нету в округе правильных мужиков, наспех прижмет в сарае — и был таков. Солнце мое незрячее, не пойму что там в зеркале светится в глубине, так удивленно шепчет она ему, думая, что разговаривает во сне. Вишни алеют в садике под горой, так соловей поет, аж щемит в груди... Обними меня, моя радость, глаза закрой, подойди сюда, моя радость и не гляди.

Шарит луна по дому слепым лучом, тело и тело сплетаются как лоза.Не беспокойся милая ни о чем, просто закрой глаза. Спи, мое счастье, покуда еще темно, солнце взойдет и кончится вся любовь, здесь никого нету давным-давно, только лишь мы с тобой... Ты никогда не вспомнишь потом меня, и не забудешь полностью никогда, станешь ополаскиваться в сенях — зеленоватая с тела бежит вода. Ты улыбаешься, всё у нас хорошо,

утро нескоро, и некуда нам спешить... только не прилепляйся ко мне душой, — нет у тебя теперь никакой души.

2. " То не выпь в камышах стонет..." 

 То не выпь в камышах стонет, ноет мое бедное сердце. За два года почтальонша Тоня к нам зашла один раз — и то погреться. Там в Москве не дома, а башни, машины большие воют, даже днем жить в Москве страшно, а ночью нельзя жить вовсе. Говорил, что вернется к лету. По равнинам без конца и края поезда ползут как улитки, слюдяные следы оставляя. Там, в Москве, не сеют, не пашут,

 делают всё, что хочут, даже днем жить в Москве страшно, что уж говорить о ночи! А на Рождество он приехал, итальянские привез сапожки, шубку из лисьего меха, говорит, везде живут люди, говорит, мол, город как город. Всё сидит, не пьет, не гуляет, белыми глазами в стол смотрит. А надену-ка я новые сапожки, побегу, похвастаюсь подружкам. Жаль, у новой шубы тесный ворот, красная полоса от него на белой шее.

3. Мертвый сезон 

Федору Сваровскому