Письма Высоцкого и другие репортажи

— Как говорится, надейся на лучшее, но будь готов и к худшему. Безумцы не остановятся перед новым 37-м годом, террором И гражданской войной. А реалисты попробуют «красиво» решить ситуацию в стране, без ввержения ее в гражданскую войну. К примеру, за часть золотого запаса закупаются товары массового спроса И насыщается рынок. И объявляют, что решение это приняло Политбюро. Это сейчас в силах партии — погасить недовольство и снова вознестись на пьедестал. Больше сейчас никто не способен принять такое решение, потому что партия все еще у власти. А гражданская война — самоубийство. Она стала бы агонией режима. Сейчас у Политбюро еще есть шанс «красиво» выйти из игры.'

— И последний вопрос. Недавно в «Комсомолке» ректору Московской высшей партийной школы Вячеславу Шестаковскому был задан такой вопрос: «Скажите, пожалуйста, если в будущем — ну, всякое может быть — состоится что-то наподобие общественного суда над партией за деформацию социализма, за коррупцию, за экономическую разруху, за репрессии — вы бы разделили ответственность партии за все это?» То есть гипотетическая возможность общественного суда над партией уже, что называется, носится в воздухе. Как вы думаете, состоится ли когда-нибудь подобнынй суд?

— Помните, в начале нашего разговора я сказал, что партия — это масса людей, для которых все, что происходит сейчас с КПСС, является личной болью, личной травмой, личным горем. Суд над партией — это значит суд над всеми: и над теми, кто уже ушел из нее навсегда, в том числе и через застенки ушел, и через окопы...

— Но судить ведь будут верхушку партии, ее идеологов и палачей...

— Но чей суд: остальной партии над своим руководством или народа? Вероятно, все-таки всего народа. Реально ли это сегодня? Нет. Говорить об этом можно, но это лишь предпосылки на будущее. «Суд» и «законность» близнецы-братья. «Народный суд», «суд общественности» нас уже не устроит. Когда судят за геноцид, это не суд общественности, это реальный суд. А коли так, то мы к нему должны подходить с позиций законности. Значит, если говорить о суде как о чисто юридической акции, то сначала мы должны сформулировать обвинение, определить состав преступления, сроки этого преступления... Пока что это вряд ли возможно.

А что касается суда общественности — он начался и его не остановишь. Суд истории еще грядет, но часы уже пущены. Выход из партии — это уже суд. Каждый должен спросить с себя. Я, например, полностью считаю себя виновным за конформизм. Дальше разговоров на кухне и на семинарах я не шел. Хотя я вот сейчас понимаю, что можно было и нужно было бороться...

— То есть уходить в диссиденты?

— Да, надо было... По собственной инерции не вышел на людей, с которыми можно было объединить усилия... Главная моя вина — не членство в партии, а непротивление тому злу, которое она несла.

Осознание боли, греха, ошибки, осознание и покаяние непременно ведут к очищению. Осознаем же, каждый своей мерой, пусть не виновность, пусть соучастие во лжи, в которую нас втянули. И не только уясним себе это, но попытаемся заново, на нравственной основе, возводить основы бытия, потому что руины уже не поднять, — тоща и только тоща мы возродимся.

«Контуры перестройки» июнь 1990

ОТЕЦ И СЫН

Из цикла «Руины»

Памяти Ю. К.

Как слабый свет свечи в сгустившейся ночи, ребенка взгляд невинный. Как давит эта ночь, как трудно превозмочь ее напор лавинный.

Погрязшая во лжи, как в сделках — торгаши, калеча детям души, она тиха, как стон, за скрытностью окон не слышимый снаружи.

Бесчестья вязкий мрак ужасен, как бардак.

И как невыносимо однажды осознать, что надо выпускать в такую темень сына.

I

Вот главная из дум, что жжет отцовский ум тревогою глубинной, коща молчит в ночи, как слабый свет свечи, ребенка взгляд невинный.

Найдет ли он в отце (как тот в его лице) опору в век кромешный — единственный просвет, чтоб жизнь ввести в сюжет уже небезутешный?

Но иногда отца, трудягу-мудреца, так мрак берет за глотку, что он, впадая в бред, взгляд сына, словно свет, теряя,

глушит водку.

И этим сам себя, спасая и губя,

он гонит в край пустынный, ще не взойдет в ночи, как слабый свет свечи, ребенка взгляд невинный.

1988

ПИСАТЕЛИ И ПОЛИТИКА

(Размышления во время XXVIII съезда КПСС)