Письма Высоцкого и другие репортажи

и до какого предела? И тогда-то оказывалось, что от члена партии чаще всего требовалось большое терпение. Надо было терпеть, что в важном партийном издании терзали и поносили достойного человека, что партийные вожди бесстыдно и непрерывно награждали сами себя,что какой-нибудь идеологический чиновник учил жить людей, которым годился разве что в ученики. И чем разительнее становился контраст между реальностью и идеалами, в которые продолжал верить человек, тем беспросветнее оказывалось терпение».

У меня сразу возникает вопрос: ради чего терпеть все это? Неужели Дедков не задавался подобным вопросом? А может быть, он от него уходил? А если так, то никакое это не «терпение», а, простите, элементарный конформизм. Потому что нету, не существует чего-то такого, ради чего можно было бы все это терпеть. Если, конечно, не ради очередной утопии вроде «коммунистической перспективы». Но об этом говорить уже скучно.

«Поверх барьеров» ноябрь 1990

ПАДЕНЬЕ

Из цикла «Руины»

Словно банда с дороги большой в лихолетье разора и мора, над страной, над народной душой надругалась эпоха террора.

И еще приказала: молчи!

И душа в диком страхе молчала, ибо бесы, пируя в ночи, и кремень превращали в мочало.

Нас съедала насилия ржа, грех и зло занеся в предрассудки.

И растлилась народа душа,

став пустой, как душа проститутки.

И пошли йод прицелом властей души падших на торг,

на продажу,

вознося палачей до вождей, возлюбя их до ажиотажу.

Столько лет

под кремлевский диктат

здравый смысл подменялся абсурдом,

что и к здравому смыслу возврат

вновь страшит нас, как делом подсудным.

Жжет нас правды народная боль, да ловчит полуправды сословье, дабы «руководящая роль» не предстала как средневековье,

где растленной и падшей душе и злодейство — всего лишь проступок, как просчет при ночном дележе горемычных грошей проституток.

И не видно к спасенью пути для души, превращенной в руины, чтобы снова себя обрести, возродясь, как душа Магдалины.

1989

ВТОРОЕ САМОУБИЙСТВО

Новой отличительной чертой нашего быстро меняющегося общества стало явное падение интереса к театру, кино, музыке, литературе. Купить билеты в «Современник» или на Таганку сегодня так же просто, как попасть в театр Советской Армии или на футбольный матч. Редкие ручейки очередей еще можно увидеть на спектакли Романа Виктюка и Марка Захарова. Кинотеатры пустуют, не выдержав конкуренции с видео. Классическая музыка по-прежнему элитарна из-за низкого общего уровня культуры в стране. Исключение составляли поп- и рок-концерты. Но сегодня и на них собирается зрителей намного меньше, чем в прежние годы.

С литературой дела обстоят еще хуже. Тиражи «толстых» журналов упали. А какие книги лежат нераспроданными! На многочисленных лотках в метро и подземных переходах томики Мережковского, Ницше, Набокова, Солженицына — то, о чем недавно можно было только мечтать! А рядом с ними — «Техника секса», «Искусство любви», «Похождения космической проститутки». И надо сказать, что все это, включая откровенную макулатуру, имеет значительно больший спрос, чем всемирно известные авторы.

Конечно, резкое падение интереса к искусству и литературе можно объяснить бытовыми трудностями сегодняшней жизни. Прибавьте сюда политическую нервозность, связанную с противоборством группировок, неопределенность завтрашнего дня, существование в некоем подвешенном состоянии. Короче, не до того...

Но такое объяснение спада интереса к музам, которые отнюдь не молчат, представляется все-таки неполным и, пожалуй, даже поверхностным. **

Наконец-то я прочел вышедшую у нас книгу Николая Бердяева «Самопознание». Впечатление от прочитанного — самое сильное за последние годы. Но это к слову. А к теме настоящего разговора самое прямое отношение имеет эпизод допроса философа Бердяева в двадцатом году в ГПУ в связи с делом так называемого Тактиче-