Письмо греческого мальчика

За сто двадцать лет календарь ошибался уже на месяц (например: февраль приходился на март), а через семьсот тридцать лет ошибка была на полгода, так что летние месяцы приходились на зиму и наоборот. Но уже приблизительно лет за сто — двести до того, как было написано наше письмо, в Египте были введены, как у нас, високосные годы. В это время месяц Тиби продолжался с 27 декабря по 25 января.

Отец мальчика уехал 12 Тиби — это, стало быть, то же, что 7 января. Сын послал ему письмо 18 Тиби, то есть 13 января.

Я узнал, что его писал мальчик, очень шаловливый, но зато способный и вполне уже грамотный. Я перевёл письмо точно, исправил при переводе только грамматические ошибки; в Египте взрослые нередко писали много хуже по-гречески! Очевидно, школьное обучение пошло мальчику впрок.

Я узнал, о чём он думал, когда писал этот папирус. Он мечтал о путешествии по Нилу и чудесах Александрии. Он со злостью думал об отце, который обманул его и лишил таких редких удовольствий.

Я узнал также, в какую эпоху и где жил Феон. Я не знал только, как учились в Египте и как здесь жили и работали.

Тогда я взял из библиотеки несколько книг о Египте. И только когда я нашёл в них всё, что мне было нужно, я решился написать письмо Найту.

МОЁ ПИСЬМО

«Уважаемый профессор Найт! Сердечно благодарю Вас за ценный подарок. Много дней потратил я, прежде чем разобрался в этом папирусе. Ведь в нём нет ни запятых, ни точек, и даже слова не отделены друг от друга: каждая строчка выглядит как одно длинное-предлинное слово.

Зато, когда я разобрал папирус, передо мной раскрылась целая неведомая страна.

Я мысленно перенёсся за тысячу семьсот лет назад.

Я очутился на главной улице египетской деревни. Утро. Стоит месяц Тиби, середина зимы. Жарко, как у нас в июне. По пыльной дороге тянется длинная вереница ослов и верблюдов. Щёлкая бичами, идут египетские крестьяне, высокие, с бритыми лицами, бритой головой и мозолистыми руками. Они совсем голые, если не считать коротких передников на бёдрах. Их худые коричневые тела покрыты пылью.

Ослы и верблюды нагружены мешками с зерном. Крестьяне везут хлебный налог в императорскую казну. Позади важно шагает светлолицый, белокурый грек. Стоит только взглянуть на его высокомерное лицо, чтобы понять, что это хозяин страны — императорский чиновник. Он следит за сбором и сдачей налога.

По обеим сторонам улицы унылые ряды низеньких кирпичных лачуг. Окон нет. Свет входит через раскрытую дверь. Внутри видны грубо сколоченный стул, опрокинутые ящики вместо столов, глиняные горшки. Здесь живут египетские крестьяне.

А в стороне среди искусственных прудов и фонтанов стоит двухэтажный дом с черепичной крышей.

Вокруг дома финиковые пальмы и сикоморы в цвету. В этом доме живёт грек, богатый хлеботорговец.

Из дома выбегает маленький Феон. Быстрыми шагами идёт он по узкой тропинке и выходит на улицу. Он спешит.

ДОМ УЧИТЕЛЯ

Глухая стена и знакомая жёлтая калитка. Раб-фригиец молча открывает дверь. Феон подымается на крытую веранду с белыми колоннами.

— Радуйся, Ламприск, — говорит он учителю. (Это то же, что наше «здравствуйте».)

Но учитель не обращает на него внимания.

Он занят с младшими учениками. Они держат на коленях деревянные дощечки, намазанные воском, и выцарапывают по ним заострённой палочкой:

ТО Тϒ ΤΩ ФА ФЕ ФН ΦΙ ФО Фϒ ΦΩ

ХА ХЕ ХН XI ХО Хϒ ΧΩ.

Это греческие склады.

Другие мальчики заняты более трудными упражнениями. Учитель велел им подобрать собственные имена, начинающиеся на все буквы алфавита, по порядку, и они пишут на папирусе:

ΑΧΙΛΛΕϒϹ ΒΙΩΝ ΓΑΙΟϹ ΔΙΩΝ ΕΡΩϹ

Ахилл, Бион, Гай, Дион, Эрот.

Голубоглазый курносый малыш, сидящий против Феона, задумался. Он сосредоточенно смотрит на своих товарищей, стараясь найти кого-нибудь, чьё имя начиналось бы на К, но таких случайно нет. Наконец его осеняет гениальная мысль, и он решительно выцарапывает на воске:

ΚΡΟΚΟΔΕΙΛΟϹ

Крокодил.

Феон скучает. Он оглядывает знакомое школьное помещение, высокие облупившиеся колонны, кончающиеся наверху причудливыми листьями, длинные скучные скамьи, статую богини Клио, покровительницы наук, и несколько других статуй, поменьше; в углу жёлтый исцарапанный шкаф, в котором учитель хранит папирусные свитки. Потом Феон переводит взгляд на белую, плохо оштукатуренную стену со следами надписей, сделанных проказливыми учениками и кое-как стёртых по приказу учителя. В углу уже красуется новая надпись:

ΑΝΑΓΙΓΝΩϹΚΕ ΑΝΩΤΑΤΩ ПРОϹ ТА ΔΕΞΙΑ

Анагигноске анотато прос та дексиа

Читай на самом верху справа.

Феон заинтересовался. Он смотрит наверх и читает:

О ΑΝΑΓΙΓΝΩϹΚΩΝ ΠΙΘΗΚΟϹ

О анагигноскон питэкос

Кто прочтёт, тот обезьяна.

БУДЬ ПРИЛЕЖЕН, ЧТОБЫ ТЕБЯ НЕ ВЫДРАЛИ

Феон чуть не заснул. Но неожиданно на веранду вбежала измождённая, оборванная женщина. Она выглядела совсем старухой, хотя ей было не больше тридцати пяти лет.

Она вела за руку своего сына — Коттала. Этого сорванца за его проделки знали все дети в деревне.

Мать Коттала громко причитает: