Письмо императрицы

– Чтобы продать письмо тому, кто больше заплатит, – вставил Фабьен. И недоуменно пожав плечами, прибавил: – Но тогда почему он до сих пор не продал письмо ни вам, ни роялистам? Чего он выжидал? Неужели, – продолжал Фабьен, не дожидаясь ответа Павла, – это встреча с графиней Струйской заставила его изменить свои планы? Простите, князь, но я не могу в это поверить. Конечно, графиня – очаровательная женщина, но чтобы такой человек, как Стентон, отказался от своей выгоды ради красивых глаз…

– А с чего вы взяли, что он собирался отказываться от денег или иной выгоды? – криво усмехнулся Павел. – Я лично почти не сомневаюсь в обратном.

Фабьен бросил на Павла быстрый пронзительный взгляд и многозначительно присвистнул.

– Так вы полагаете, что Стентон не отдал бы письмо, если бы графиня согласилась с ним уехать? Он все равно потребовал бы с вас денег?

Павел задумчиво нахмурился.

– Честно говоря, такая мысль не приходила мне в голову. Я предполагал другое: то, что Стентон может увезти в Англию и мою компаньонку, и письмо. Но ведь он, действительно, может поступить и так, как подумали вы: у него достанет для этого наглости и цинизма. Да, это вполне вероятно, – продолжал Павел, принимаясь снова ходить кругами по комнате. – Тем более что это было бы для него гораздо проще, чем носиться с опасным письмом. Мало ли какая задержка, обыск. А так – путешествуют мужчина и женщина, столь хорошо говорящие по-французски, что заподозрить в них иностранцев практически невозможно.

– Не думаю, что Стентон чувствовал бы себя так вольготно, – с усмешкой заметил Фабьен. – Разве вы не стали бы его преследовать, чтобы вернуть свою компаньонку?

– Да… наверное, стал бы, – пробормотал Павел, отворачиваясь в сторону и досадливо покусывая губы. Не объяснять же Фабьену всю сложность отношений между ним и Наташей!

– Ну, вот что, дорогой мой князь, – неожиданно деловитым голосом произнес Фабьен. – Мне кажется, что нам пора переходить от рассуждений к конкретным решениям. И для начала я изложу вам один план, который только что созрел у меня в голове…

Когда полчаса спустя Фабьен ушел, Павел уже не чувствовал себя таким подавленным и растерянным. Хитроумный план, с помощью которого Фабьен рассчитывал заставить Стентона выйти из укрытия, показался ему достаточно разумным. И если Стентон действительно находится в Париже, этот план вполне может привести их к успеху. Если Стентон находится в Париже, и если Наташа еще представляет для него интерес.

Впрочем, как это ни странно, именно последнее казалось теперь не слишком важным. Обстоятельства могут сложиться так, что Стентону будет просто некому предложить выкупить письмо, кроме посланцев русской императрицы. Пожалуй, его чрезмерный интерес к Наташе только осложнит дело. Но именно на этот случай и следовало действовать по плану, придуманному Фабьеном.

«Только бы Стентон не успел удрать в Англию, – с тревогой подумал Павел. – Тогда все окажется напрасным, и я просто ума не приложу, что нам тогда делать».

Но к чему думать о плохом, когда ничего плохого еще не случилось? Отмахнувшись от назойливых мыслей, Павел расправил плечи и посмотрел в окно. Пожалуй, ему следует прогуляться по саду, чтобы немного проветрить голову. Да и погода располагает: тепло, но не жарко, солнце надежно спрятано за облаками и дует легкий ветерок.

Повязав белоснежный шейный платок поверх нарядного светло-серого сюртука, Павел прихватил коробку с сигарами и направился вниз.

Какого черта она изворачивалась и лгала, вместо того чтобы сразу сказать Павлу правду? Теперь, по прошествии суток со времени их разговора, Наташа просто не понимала, зачем ей понадобилось так делать. Мало того, что она повела себя, как презренная трусиха, она еще позволила Павлу поймать себя на откровенном вранье. Напустить на себя гордый вид, невозмутимым тоном произнести заведомую ложь… и тут же быть позорно уличенной в этой самой лжи! Можно только догадываться, как потешался Павел, наблюдая за тем, как маска самоуверенности сменяется на ее лице выражением растерянности и стыда.

Впрочем, ему, кажется, было совсем не до смеха. А уж ей самой – и подавно. Наташе показалось, что Павел сейчас набросится на нее и задушит. К счастью, он так быстро взял себя в руки, что она не успела по-настоящему испугаться. И поэтому достаточно быстро смогла собраться с мыслями и подобающим образом ответить на его гневные обвинения. Правда, большого облегчения она от этого не испытала. Да и сейчас, по прошествии времени, на душе у нее было невыносимо тяжело.

Но чему здесь удивляться, учитывая, что она так опрохвостилась перед своим заклятым врагом? До вчерашнего дня ей почти всегда удавалось одерживать над Павлом верх, и даже в тех случаях, когда верх одерживал он, она умудрялась вести себя с достоинством. Но вчера было совсем иначе.

Но только ли в этом все дело? И только ли одно уязвленное самолюбие заставляет ее так жестоко страдать?

«Да, только одно самолюбие, – убежденно сказала себе Наташа. – Ничего другого нет и не может быть».