Письмо к другу

Вот уже целый месяц меня донимает одна родительница. Высокая носатая женщина с красным лицом, она поджидает меня на школьном крыльце, чтобы замолвить словечко за Сидорова. «Поймите вы, Сергей Иваныч! Ну не умеет он читать! Книжку откроет, полчаса над ней покряхтит и всё забудет, о чем прочел. Сыночка у меня хоккеист – вратарь! Зачем ему?! Нет у него времени и сил на всяких гоголей-шмыгалей. Поставьте нам троечку!» Вспомнились слова Оскара Уайльда: «Всякое искусство совершенно бесполезно». Наша самая дурная привычка – искать во всем рациональную пользу. Сидоров в сочинении написал: «Скалозуб – мужик видный. У его стоматолога большие проблемы!» И грустно, и смешно. Дети сейчас не читают. Они сутки напролет копаются в телефонах, не отрываются от светящихся экранов, словно заговоренные. Всегда нужно привлекать их внимание. Когда я захожу в класс, то со всей силы хлопаю дверью. На несколько секунд ребята замолкают, образуется вакуум. Я не даю ученикам опомниться и громко декламирую: «Читаем «Горе от ума» по ролям! Кто Фамусов, кто Чацкий, кто Молчалин?» И руки взлетают до потолка. Дети отыгрывают сцены, словно профессиональные актеры, с требуемыми интонациями, с жаром, с эмоциями! Но читать их не заставишь. Писателем стать почти невозможно, читателем при желании может стать любой. А уж если выбирать между плохим писателем и хорошим читателем, то я без колебаний выберу последнего. На переменах голова моя раскалывается на части. Внутри борются две натуры: одна хочет писать круглые сутки, а другая хочет преподавать. Бросить бы всё, отправиться путешествовать, описывать жизнь на ходу! Но к черту эти мысли! Еще два года потерплю, выпущу своих и уволюсь. Без меня пропадут. Мой долг отыскать в детях стремление к прекрасному, которое заложено в них природой с малых лет. Художник не исчезнет, он уйдет в подполье, закроется от мира, от массовости, поражающей сознание людей разрушающей опухолью, и сотворит новые шедевры, снимет с наших глаз пелену. Профессия учителя никогда не умрет: работаем за копейки, чтобы воспитать новое поколение художников, творцов, артистов, которые сохранят человечеству душу.

Осень высасывает из меня силы маленькими, но регулярными глотками. В сентябре душа моя еще сохраняет свежий отпечаток лета и дышит розовым воздухом; в октябре я согреваюсь воспоминаниями о летней рыбалке, походах, посиделках на веранде твоей дачи (много сигарет и много вина); в ноябре накатывает тоска, холод сжимает сердце и я предаюсь отчаянию согласно известным правилам: пишу дурные стихи и напиваюсь до беспамятства по субботам. Осенью словно идешь по сырому коридору между салатовым летом и серебристой зимой. И пыльное черное небо без единой звезды! Оно молчит, оставляя вопросы без ответов. Мои книги и бумаги навалены на столе черт знает как. Пустая квартира, пустая жизнь – никаких свершений и взрывов, лишь неуверенная тишина. Однако есть определенное продвижение в письме. В ящиках моего стола скопились рукописи с короткими рассказами, едва очерченными образами персонажей, обрывками разговоров, которые я написал, подчиняясь загадочному внутреннему импульсу. На днях я вытащил их, отряхнул от пыли, внимательно перечитал и ясно увидел, что эти отрывки ложатся в линию моего романа. Оказывается, все это время я писал кусками один и тот же текст. Постепенно сшиваю написанные отрывки в единое целое, и замочная скважина сменятся щелью приоткрытой двери.

На прошлой неделе в школе случилось странное происшествие. Мы разбирали «Капитанскую дочку», и я с удивлением заметил, что один из трех учеников, слушающих меня, делает в тетради какие-то заметки. После урока я подозвал его и вежливо спросил о его записях. Он молча вытащил тоненькую тетрадь из старого кожаного портфеля (портфель был весь в заплатках) и показал мне последнюю исписанную страницу. На ней он женским аккуратным почерком выписал фамилии персонажей романа Пушкина и кратко, но с необычайной скрупулёзностью охарактеризовал каждого героя. Я был поражен и только собрался побеседовать с юным литературоведом, как вдруг он прошептал: «Я и сам умею», вытащил из внутреннего кармана пиджака белый конверт, бросил его на стол и выбежал из класса.