Письмо королевы

– Да, мадам! – Швейцару явно было приятно смотреть в ее вытаращенные глазки. – Прямо вот здесь, у входа. – Он топнул и посмотрел на тротуар. – Я сам не видел, но говорят, вчера здесь была невероятная лужа крови. Пришлось менять ковер перед дверью.

Алёна посмотрела на ковер. Он сиял чистотой, как, впрочем и тротуар. Его отмыли. Отмыли от грязи и крови. Вот ужас!

– Но за что? – Разумеется, она успела поймать на самом кончике языка дурацкое предположение о неправильно указанной дороге еще кому-то, более нервному и мстительному, чем Алёна Дмитриева.

– Этого никто не знает, – пожал плечами швейцар. – Просто вчера здесь произошло аж три убийства.

– Что?!

Похоже, швейцар был в восторге, что большие и прекрасные глаза русской дамы становятся все больше и больше, а может, даже и прекрасней. Не исключено, он решил выяснить предел их увеличения, потому что с жаром сказал:

– Вот именно! Сначала вон там, – он махнул рукой налево, в боковую улицу, прямо у стены отеля, – застрелили каких-то двоих русских, мужчину и женщину, а потом, приблизительно в это самое время, – он постучал по своему волосатому запястью с огромными часами, – застрелили Алексиса. Возможно, он видел что-то лишнее. За то и получил пулю.

И тут его ожидало разочарование, потому что глаза Алёны перестали увеличиваться, а, наоборот, зажмурились.

Было с чего, между прочим! Ведь вчера она проходила здесь примерно в то же время! И если бы швейцар по имени Алексис показал ей куда надо и не перепутал направление, она оказалось бы на злополучной улочке как раз в ту минуту, когда там убили каких-то русских… А вдруг там проходила организованная охота?! И Алёна попала бы в число жертв! Правда, на физиономии у нее не написано, что она русская, а паспорта там вряд ли спрашивали… да и не носит она с собой загранпаспорт, вот и сейчас его нет в сумке… Нет, она могла словить пулю просто случайно, бывают же такие ужасные моменты на свете. Или оказалась бы свидетельницей преступления и ее убили бы просто потому, что во всех детективах (в том числе и написанных Алёной Дмитриевой) свидетелей всегда убирают. И тогда девчонки остались бы вовремя не забранными из своих эколей, не накормленными, вообще жуткая суматоха и нервотрепка воцарилась бы в доме на рю Друо, а потом страшная весть дошла бы до издательства «Глобус»… Оно лишилось бы одного из своих самых замечательных авторов…

А может, и не столь уж велика потеря, если судить по статье чертовой метрессы, которая писала о псевдописательском планктоне и разных прочих Дмитриевых!

Окончательно решить вопрос, огорчится ли издательство «Глобус», получив известие о гибели писательницы Дмитриевой, оная писательница не успела, потому что за ее спиной раздался резкий, неприязненный голос:

– Прошу прощения, мадам, не могли бы вы объяснить, отчего вас так интересует это событие?

Алёна обернулась и увидела в дверях отеля «Bon chance» не кого иного, как испанца в синих ушках.

Впрочем, на сей раз он был без ушек – то есть при своих, прирожденных, так сказать, он остался, конечно (и надо сказать, они имели неприятно-заостренную форму, несколько напоминая волчьи), а синих пуховичков на нем не оказалось: может, оттого, что мороз изрядно спал. И вообще, вид у него был иной: короткая кожаная куртка с вязаным воротником, из которого виден ворот черной же водолазки. На сей раз никакого шарфа то ли из «Burberry» за 50 евро, то ли с лотка уличного торговца сувенирами за пять евро, и точеный нос теперь не красный… Ну точно, потеплело!

Вот только темные глаза его были холодны, как целая тонна льда, и Алёну пробрал озноб.

– Бонжур, – пробормотала она, чувствуя себя преглупо. – Вы, наверное, считаете, что я круглая дура, но я, честно, вчера просто не поняла, как вы мне дорогу объяснили, в смысле, сразу забыла, что вы говорили. Вы, наверное, подумали, что я идиотка, а может, вы ничего не подумали. В смысле, у меня вообще топографический кретинизм, а в школе по спортивному ориентированию двойка была…

И она прикусила язык, сообразив, что такое совковое понятие, как спортивное ориентирование, вряд ли может быть знакомо французику новейшей формации.

– Извините, мадам, – проговорил испанец… Теперь, заметьте, вот так просто – мадам, весомо, грубо, зримо, без всяких там попыток галантности, без всяких мадемуазелей. – Мне необходимо с вами побеседовать. Полицейский агент Диего Малгастадор.

«Ажан Диего Малгастадор», – так это звучало по-французски, и звучало, прямо скажем, приятно-волнующе, однако сейчас Алёна никакого удовольствия, верите ли, не ощущала.

«Ажан» махнул не то жетоном, не то удостоверением, ошарашенная Алёна толком не разглядела, и припечатал:

– Прошу вас пройти со мной.

И, придерживая жертву под локоток – отнюдь, заметим себе, тоже не из галантных побуждений, а чтобы не сбежала, – весьма настойчиво повлек нашу героиню в отель.

Алёна была в таком шоке, что покорно повлеклась – и одна только мысль промелькнула в ее опустевшей от изумления голове: «А ведь он и в самом деле испанец! Тот таксист угадал!»