Письмо на небеса

Войдя в класс, я увидела его. Ская. Это было неожиданно. Конечно, на дополнительных занятиях встречаются ученики из разных классов, но я думала, Скай выберет труд или искусство. Может, там не осталось мест? Он стоял в другом конце комнаты, разговаривая с двумя одиннадцатиклассниками. Весь урок я ждала, что мы встретимся взглядами, но он ни разу не посмотрел в мою сторону. Мистер Джейнофф и миссис Бастер разбили нас на группы по голосу – альту, сопрано и т. д., – и когда мы стали разучивать нашу новую песню A whole new world из мультфильма «Аладдин», мне стало плохо. В горле будто что-то застряло. Я не могла ни петь, ни даже вздохнуть. Я хватала ртом воздух и смотрела через комнату на Ская, который не смотрел на меня. Словно меня не существовало. И тогда я подумала: может, меня действительно не существует? Я убеждала себя вскочить на ковер-самолет и взлететь ввысь. Закрыв глаза и пытаясь сосредоточиться на голосах, пытаясь услышать каждый отдельный голос, сливающийся с другими, я почувствовала на своей коже горячее дыхание теней. Я слышала Ханну, поющую рядом со мной нежным сопрано. Слышала парня с биологии, который продает «кислоту». И, кажется, слышала Ская. В песне были слова: «не закрывай глаза». Я открыла свои и взглянула на Ская – уставившись в свой нотный лист, он даже не шевелил губами. В песне говорилось о целом новом мире, который можно друг с другом разделить. Находившийся в другом конце класса Скай казался какой-то размытой фигурой. Как на потерявшей четкость старой фотографии.

Прозвенел звонок. Ханна вцепилась мне в руку:

– Что с тобой?

– Мне нехорошо, – ответила я, вырвалась и выбежала из класса.

Я слонялась по коридору как привидение, проходящее сквозь стены. И сквозь людей. Увидев двигавшуюся на меня толпу парней, я столбом застыла на месте.

– Смотри, куда идешь! – воскликнул один из них.

Вырезанное Скаем сердце все еще лежит на моем комоде. Я глажу его пальцами, чтобы убедиться, что мои руки реальны. Чтобы убедиться, что руки Ская реальны. Иначе и быть не может, раз он вырезал мне это сердце.

Искренне ваша,

Лорел

Дорогой Курт,

Вы видели деревья зимой, когда их голые ветви покрыты птицами? Сегодня был как раз такой день. Птицы сидели неподвижно, укутав деревья своими перьями. Я дрожала. Дул сильный пронизывающий ветер, но усеянные черными дроздами ветви оставались неподвижными.

Но я не с того начала. Дело в том, что мы со Скаем в этот момент расставались. И ветер все дальше и дальше уносил от меня его голос. Я смотрела на сидящих на деревьях птиц, задаваясь вопросом, как быстро бьются их сердечки и согревает ли их быстрое сердцебиение.

Наверное, я выберусь сейчас тайком на улицу, чтобы вдоволь наплакаться.

Вернувшись сегодня домой из школы – во второй учебный день после каникул, я обнаружила прикрепленное к изгороди письмо с моим именем на нем. Это было настолько странным, я сразу же поняла, что письмо от Ская. Я села на скамейку на улице и надорвала конверт. Думаю, несмотря ни на что, я все еще надеялась на лучшее. Письмо начиналось как любовное, написанное в немного старомодном стиле. В нем говорилось о том, как сильно я отличаюсь от других девушек, о том, какая я особенная, и о том, как Скай меня любит. Он решил написать мне письмо, потому что не знал, что сказать мне в лицо. Все, чего ему хотелось – узнать меня ближе, но на Новый год он понял, что мы оба к этому не готовы. Скай написал, что я должна позаботиться о себе и что он сам позаботиться обо мне не может. «Ты будешь гораздо счастливее без меня», – написал он. После этих слов я будто со всего маху свалилась с небес на землю, в мир, из которого всеми силами пыталась улететь – в мир, где на самом деле живет Скай. Что-то очень похожее вы написали в своей предсмертной записке – что жизнь вашей дочери будет гораздо счастливее без вас. Так вот, вы ошибаетесь. Это жалкое оправдание человека, у которого не хватает духу находиться рядом. И отвратительный способ облегчить себе душу, зная при этом, что вы оставляете того, кто не хочет, чтобы вы уходили. Того, кто нуждается в вас.

Прочитав письмо, я словно потеряла разум. Мне необходимо было посмотреть Скаю в лицо, поэтому я встала со скамейки и направилась к нему домой. По дороге я пыталась до него дозвониться, но он не отвечал, и я проплакала все три с половиной километра до его дома.

Я постучала в дверь. Глаза застилали слезы, мешая видеть ясно, пока ко мне не вышла мама Ская в своем изношенном атласном халате. Ее волосы были небрежно стянуты в пучок, и из него выбивались прядки. Выражение ее лица так потрясло меня, что я перестала плакать. Оно было нежным и добрым. Ее глаза говорили, что она все прекрасно понимает. Однако прежде чем я успела хоть слово произнести, показался Скай.

– Иди в дом, мам, – сказал он. – Я скоро вернусь.

Он закрыл дверь и вышел на крыльцо, теперь украшенное блестящими пластиковыми звездами.