Письмо на небеса

– Привет, – вышел ко мне Скай. Он стоял в дверях, словно защищая собой дом. Мы мгновение постояли на пороге в молчании, и у меня мелькнула мысль: не жалеет ли он о том, что меня пригласил?

– Я могу войти?

Через его плечо я видела тень его мамы, всматривающейся в открытую дверь.

– Кто там, Скай?

Наконец, я просто поднырнула под его руку и вошла в дом.

Телевизор вещал о чьем-то доме мечты. Ко мне подошла мама Ская. Все в том же халате, с собранными в пучок, но растрепанными волосами. Она указала на срезанные тюльпаны, гордо стоящие в вазе посреди беспорядка.

– Ты знала, что если бросить в воду монетку, тюльпаны выпрямятся? – спросила она.

– Нет, – ответила я. – Какая замечательная хитрость. Они очень красивые.

Она улыбнулась так, словно в эту минуту была искренне счастлива, однако продолжала смотреть на меня, не узнавая.

– Мам, это Лорел, – сказал Скай. – Вы с ней уже встречались. На улице, когда мы сажали цветы.

– О, – отозвалась она, – какая я глупая. – Но в ее глазах не вспыхнуло узнавание. – Не откажешься от чашечки чая? – спросила она слегка растерянно.

Я прошла за ней на кухню. Скай пытался помочь ей, но она отмахнулась. Она совершала чайный ритуал осторожно, неторопливо и шаг за шагом, будто заученные движения были опорой, не дающей ей упасть.

Когда я взяла у нее пахнущий мятой горячий чай, она сказала:

– Я пойду прилягу, Скайлар. Оставляю вас одних.

Я прошла за Скаем по скрипучему паркету в его комнату. Здесь, в отличие от остального дома, все было на своем месте. В глаза бросались прямые линии, созданные расставленной мебелью и ровно развешенными плакатами. На одном из плакатов были вы, на другом – обложка альбома In Utero, на третьем – Rolling Stones.

Скай прислонил к столбику кровати подушку и предложил сесть. Я примостилась на краешке его постели.

– Что ж… – сказала я.

– Что ж… – отозвался он.

– Я так и не поблагодарила тебя за ту ночь с вечеринкой. И за ночь у моста. За все. Спасибо тебе. За то, что ты был рядом.

– Не за что. Я рад, что ты позволила мне быть рядом.

– Могу я кое о чем тебя спросить?

– О чем?

– Ты видишь ее, глядя на меня? Я о Мэй.

– Нет. Я вижу Лорел.

– Правда?

– Да.

– Тогда почему ты меня любишь? То есть, любил.

– Потому что… ты напоминаешь мне о моем первом концерте, о котором я рассказывал тебе на Новый Год. Напоминаешь о чувстве, которое вызывает желание творить.

От этих слов мое сердце перевернулось в груди, желая выпрыгнуть ему на ладони.

– Послушай, – продолжил Скай. – Прости меня за то, что я так долго не рассказывал тебе о Мэй. И за то, что я рассказал тебе о ней именно так. Но я не хочу, чтобы ты думала… понимаешь, то, что я чувствую к тебе, я еще не испытывал ни к кому. Ни к твоей сестре, ни к другой девушке.

– Ты сказал, что Мэй в старшей школе… приходилось нелегко. Я всегда думала иначе. Почему она мне ничего не говорила?

– Ты была ее младшей сестренкой. Наверное, она хотела защитить тебя от всего этого. Наверное, она хотела, чтобы ты обожала ее.

Возможно, он прав. Я подумала о том, как далеко она заходила, чтобы я поверила, что у нее есть крылья. Может быть, она нуждалась во мне так же сильно, как я – в ней. Ей нужна была моя любовь, мое обожание.

– Ты думаешь, я ее не знала? – спросила я. – Что, если я ее совсем не знала?

– Конечно же, ты знала ее. Знала всю ее жизнь. Ничего ведь не изменилось. Она осталась для тебя той, кем и была. Просто со временем ты поняла то, чего не могла понять раньше.

– Мне кажется, она очень злилась на родителей за то, что они расстались. Мама всю жизнь твердила ей, как ее рождение скрепило нашу семью. Наверное, она чувствовала себя преданной. Их расставание не было ее виной, но, может быть, она чувствовала себя виноватой. Поэтому и на себя злилась тоже.

– Мэй иногда говорила о тебе, – сказал Скай. – О том, что надеется, что тебе будет легче взрослеть.

Я улыбнулась. Мне легче не было. В этот период, наверное всем нелегко. Правда была настолько печальной, что я не смогла всю ее сразу прочувствовать. Мэй не видела, что причиняет мне боль, потому что страдала сама.

– Как бы мне хотелось вернуться в то время и сказать ей, что она может обо всем со мной поговорить. Что я все пойму. Что все может измениться к лучшему.

– Я знаю.

– Единственное, что мне понравилось в твоем рассказе о моей сестре, – сказала я Скаю, – что ты побил Пола. Но мне жаль, что тебя за это исключили из школы. Это несправедливо.

– Да, – отозвался Скай. – То, что случилось с тобой, тоже несправедливо. И то, что случилось с ней. В жизни много несправедливости. Нам остается или вечно злиться на нее за это, или пытаться изменить к лучшему то, что у нас есть.

Я посмотрела ему в глаза.

– Ты прав.

Я не знала, поцелуемся ли мы когда-нибудь еще со Скаем или нет, но было приятно говорить о Мэй с кем-то, кто был с ней знаком.